Анна стояла в дверном проеме, ее челюсть подозрительно отвисла.

— Они просто... продолжали кричать, — сказала глухо девочка, и Кристоф наклонился вперед, чтобы поймать ее слова.

— Все хорошо, принцесса, — а Рейнард бормотал, не краткие односложные слова, которые использовал с ней, о, нет. Он пытался быть успокаивающим.

Успокаивающим! Для этой рыдающей маленькой сучки, кем бы она ни была!

Анна сгорбилась в кровати, плечи тряслись. Мучения не остановятся; руки плотно обернуты вокруг груди, слезы скользили по лихорадочным щекам. Она качалась взад и вперед, но тихо, чтобы дампиры, охранявшие ее у двери, ничего не услышали.

Она умрет раньше, чем позволит им услышать что-либо. Слова Кристофа, ясные и полные ненависти, звенели в ее голове, как церковные колокола.

«Ты, Анна? Я никогда не смог бы любить тебя. Ты любишь себя настолько сильно, что не нуждаешься в моей помощи».

«Это неправда, — причитала она себе, покачиваясь, покачиваясь. — Это неправда! Ты мне нужен, НУЖЕН...»

Но он ушел, а она плакала, и не было никакого утешения в шелковой кровати, или одежде на вешалках, или дорогих парфюмах и лосьонах на ее туалетном столике. Даже восхищенных, ревнивых глаз других Куросов не было достаточно.

В ней была дыра, и она извивалась...

Следующий глоток поразил заднюю часть моего горла и спустился длинным, грубым потоком. Ее пальцы выскользнули из моих волос, и я оторвалась. Поползла назад, как краб, опираясь на ладони и пятки кроссовок, малайки запутались в ножнах и царапались о бетонный пол.

Рукояти малаек ударились о стену. Я задохнулась, вытерев рот тыльной стороной руки, глаза Анны были приоткрыты. Голова откинулась на стройном стержне ее белой шеи.

Я укусила прямо там, где и Сергей. Каждый дюйм кожи сползал с меня с отвращением. Желудок сильно свело, сжимаясь, как кулак. Теперь я понимала Анну намного больше, чем мне когда-либо хотелось этого.

— Миледи? — близнец, который держал ее, нащупал пульс. — Она... она жива. Едва.

О, спасибо, Господи! Спасибо тебе, Господи! Новая сила захлестнула меня. Трансформация вернулась, сглаживая всю боль и распространяя светлый цвет в волосах, как ускоренная перемотка в дорогом салоне. Жажда крови царапалась в задней части горла, стены между мной здесь и сейчас и прошлым внезапно стали тонкими, как бумага. Дар угрожал сбросить меня в водоворот воспоминаний Анны, время разорвалось и раскололось, когда коридор снаружи превратился в темно-красный цвет вина, заполняясь опасностью.

— Черт! — Кип перезарядил оружие. — Они входят!

Я услышала их, испытала ненависть, летящую, как облака пчел вокруг них. Огни были слишком яркими, но если бы я закрыла глаза, то это не помогло бы, потому что дар в любом случае показал мне все, как если бы стены были чистыми, а я — стеклянной девочкой, полной красной жидкости — безобразная смесь ароматной крови и чистой, смертельной ярости.

Думаю, кровь Кристофа не походила на это, и меня ударила еще одна железная судорога тошноты. Хотя времени не было, потому что Кип уже находился в коридоре, стреляя и крича, как будто он намеревался превратить это в свой последний бой.

«Это могло бы быть правдой, — шептала кровь Анны в моих венах. — Их слишком много, а он ранен». Вспомнились тренировки, решетки информации и реакции хватались вместе внутри головы. Было так много всего — мы с Кристофом затронули лишь малую часть.

Думать о нем — это как зажечь спичку в комнате, полной взрывчатого газа, какой стал мой череп. Я вскочила на ноги, свободно вытащила малайки из ножен. Еще один взрыв, на этот раз настолько близко, что сотрясло весь коридор, и мне не хватало воздуха.