Но Кендалл тут же напомнила себе, что ей сохранили жизнь лишь потому, что она должна принадлежать Ночному Ястребу, и содрогнулась. Но как бы то ни было, надо попросить воды и одеяло, иначе схватишь воспаление легких и не сможешь утолить желание отомстить Ночного Ястреба, с иронией подумала она.

И хотела было уже позвать Рыжую Лисицу, но в этот момент в кромешной темноте вдруг сверкнула молния. В ее зловещем свете Кендалл увидела лицо индейца, стоящего в лодке футах в двадцати от борта «Мишель». Другая пирога подошла вплотную к шхуне, раздались резкие, гортанные выкрики, и индейцы, находящиеся на «Мишель», начали торопливо спускать паруса. Оглушительно плюхнулся брошенный в воду якорь. В следующую минуту Рыжая Лисица, не обращая ни малейшего внимания на протестующий вопль Кендалл, перекинул ее через плечо и прыгнул с ней в море. Обдавшая ее вода показалась Кендалл ледяной, как волны Арктики, а она ведь и без того дрожала от холода и сырости.

Рыжая Лисица быстро выскочил с Кендалл на берег и положил ее возле жаркого костра, разведенного на белом прибрежном песке. Индеец взглянул на пленницу, и в его темных глазах промелькнуло нечто похожее на озабоченность.

— Вы замерзли?

В ответ Кендалл только слабо кивнула головой.

Рыжая Лисица отошел, и Кендалл заметила, что он бросил веревку, которой она была привязана к нему. Конечно, горько подумала она, теперь нет нужды держать ее на привязи — бежать все равно некуда. Куда ни кинешь взгляд — кругом один только песок, а дальше угрожающая темная масса ночного моря.

Некоторое время Кендалл пристально смотрела на пламя костра, затем, сощурившись, стала оглядывать берег. Четверо воинов вытащили на песок пирогу и о чем-то говорили между собой, но шум прибоя и ветер заглушали их голоса. Еще двое поговорили с Рыжей Лисицей и подошли к индейцам у пироги. Оттуда они извлекли пестрые рубашки, тканые одеяла и несколько кожаных мешков. Кендалл видела, как Рыжая Лисица через голову натянул рубашку, потом подхватил в руки мешок, одеяло и направился к ней.

Мешок он бросил на песок рядом с ней.

— Одежда, — коротко изрек он. Кендалл не отрываясь, смотрела на индейца. Он наклонился, и презрительная улыбка тронула его полные губы.

— Дрожишь, белая женщина, дрожишь? Боишься, что от вида твоего нежного белого тела мои воины набросятся на тебя, как дикие, необъезженные жеребцы набрасываются на кобылу?

Кендалл не знала, смеяться ей или плакать. Этот индеец ничего не знал о ее жизни. Она перенесла столько унижений, что он вряд ли бы мог придумать что-нибудь более тяжелое.

Она улыбнулась:

— Если я и дрожу, Рыжая Лисица, так только от холода. А теплой одеждой не могу воспользоваться лишь потому, что у меня связаны руки. — И она испытала радость, увидев разочарование на лице индейца. Но через мгновение на его губах снова появилась усмешка, а в глазах — выражение восхищения. Сняв с пояса нож, он подошел к ней сзади и перерезал путы, стягивавшие ее руки.

— Твои руки свободны, белая женщина. Можешь зайти за деревья, переодеться и справить нужду, но не пытайся бежать — деться тебе некуда. Остров мал, пресной воды здесь нет. Море бурное, и у берега полно голодных акул.

Кендалл с трудом поднялась, растирая затекшие, онемевшие руки. Она взяла мешок с одеждой и горько улыбнулась своему тюремщику:

— Я не собираюсь бежать, Рыжая Лисица, — разве, можно отказаться от такого радушного гостеприимства?

Она направилась к кустарнику, но остановилась и сказала, глядя на янтарные языки пламени:

— У меня есть имя. Рыжая Лисица, и мне не нравится, когда ко мне обращаются «белая женщина».