– Да-да. Вы хотите сказать, что это не было требованием?

– Скорее, просьба. Видите ли, у меня к вам действительно есть просьба.

– Вот как? – Такое случилось впервые.

– Да. И теперь я думаю, как бы нам с вами побеседовать приватно?

«Приватно», – удивился Кэйб: это слово редко употреблялось здесь. А если и употреблялось, то, скорее, в сексуальном плане, да и то редко.

– Конечно, – поспешил, однако, согласиться он, – пойдемте.

– Благодарю, – ответил дрон, поднимаясь под потолок и оглядывая толпу, словно ища в ней что-то. Или кого-то. – Пожалуй, полного уединения не найти… Ага, вот здесь. Прошу вас сюда, господин Ишлоер.

Они приблизились к группе людей во главе с Махраем Циллером. Челгрианец был почти так же высок, как сам Кэйб, и полностью зарос шерстью, очень светлой вокруг лица и темно-коричневой на спине. Он явно имел вид хищника, с большими, близко посаженными глазами на широкоскулом лице. Ноги были длинными и мощными, а между ними, украшенный серебряной цепью, изгибался сильный хвост. Но если его далекие предки имели по две средних ноги, то Циллер обладал лишь одной, зато широкой и чуть ли не полностью прикрытой темным жилетом. Его руки, очень напоминавшие человеческие, заросли золотистой шерстью и заканчивались шестипалыми кистями, больше похожими на лапы.

Едва только они присоединились к группе Циллера, Кэйб почувствовал, как снова его уносит волна другого, столь же сводящего с ума разговора:

– …Разумеется, вы не имеете понятия, о чем я говорю. Вы не знаете контекста.

– Удивительно! Неужели у каждого есть свой контекст!?

– Отнюдь нет. Чаще всего есть ситуация, так сказать, окружение, – а это не контекст. Вы, конечно же, существуете, и отрицать этого я не могу.

– Ну, спасибо.

– Не за что. В противном случае вы разговаривали бы сам с собой.

– Так вы утверждаете, что реально мы все-таки не существуем?

– Это зависит от того, что подразумевать под словом «существование». Но давайте все же согласимся, что мы не существуем…

– Прелестно, прелестно, мой милый Циллер, – вмешался И. X. Терсоно: – Я полагаю…

– …ибо мы не страдаем.

– Не страдаем, потому что едва ли наделены способностью к страданию.

– Отлично сказано! А теперь, Циллер…

– О, это слишком старый аргумент.

– Но только способность к страданию…

– Эге! А я вот страдаю! Лемил Кимп разбил мое сердце.

– Заткнись, Тьюлай.

– …вы прекрасно знаете, что вынуждает вас «страдать» – это не страдание в прямом смысле.

– Но я страдаю!

– Так вы сказали, что это старый аргумент, миссис Сиппенс?

– Да.

– Старый означает плохой?

– Старый означает дискредитированный.

– Дискредитированный? Кем?

– Никем. Чем.

– То есть?

– Статистикой.

– Ах, вот как! Статистикой… Ну, а теперь, Циллер, дружище…

– Это несерьезно.

– Я думаю, она считает себя более серьезной, чем вы, Цил.

– Страдание облагораживает.

– И это утверждение тоже почерпнуто из статистики?

– Нет. Но я полагаю, что здесь требуется найти моральную разумность:

– А-а-а, вы имеете в виду необходимость вежливого общества? В таком случае, мы все согласимся. А теперь, Циллер…

– Моральная разумность говорит нам, что любое страдание есть зло.