Мечты окончательно прогнали сон и подстегнули вялую сердечную мышцу. Василий почувствовал, как кровь разгоняется до скорости заветного внедорожни‑ка и приливает к лицу. Перед глазами промелькнули аппетитные формы незнакомых женщин, кожаное сиденье машины, светящаяся разноцветными огоньками приборная панель и небрежно валяющийся на заднем сиденье пистолет системы то ли Макарова, то ли фирмы «Карл Вальтер».

«Без ствола в наше время никак. Неинтеллигентно, Конечно, но кому это объяснишь, когда вокруг одни скоты? С ними же только так и можно разговаривать! Что им ум и талант? Пока не сунешь в нос пушку – ничего не поймут! „Что, очкарик, приехали?“ – скажет такой гад, а я ему: „Отвали!“ Он за пазуху, а ему – раз и в лоб. Не стреляю, конечно, нет. Просто приставлю между бровей и переспрошу: „Есть вопросы?“ Он, конечно: „Нет, я, чисто, ошибся“, а я ему пинка под зад! Хотя… Нет, зачем из машины выходить? Я ему, я ему…»

Придумать окончание истории Василий не успел. Предатель‑диван заскрипел в совершенно непозволительном ритме. Сюртуков удивленно приподнял голову и осмотрелся. Шевелиться он даже не собирался, но диван продолжал скрипеть как заведенный. Жалобные постанывания ржавых пружин постепенно превратились в пронзительный визг, и Василий почувствовал, как покрывается холодным потом. Стены комнаты плыли против часовой стрелки, словно их кто‑то размешивал чайной ложкой. Сюртуков хотел вскочить на ноги, но страх парализовал его тело и, главное, волю. Его закаленную неудачами и спрессованную грузом несправедливости, железную, несгибаемую волю! Василий мужественно приподнял крестец, потом напружинил левую ногу, а правую спустил на пол. Как ни странно, ступня до пола не дотянулась. Сюртуков боязливо поджал конечность и сосредоточился на попытках сесть. Стены продолжали свой круговорот, и потому садиться было так же тяжело, как и двигать ногой. Даже тяжелее. Василий еще несколько минут упорно боролся со странной каруселью, но в конце концов расслабился и затих. «Надо подождать, – решил он, испуганно тараща глаза в темноту. – Пройдет. Ничего, пройдет…»

Проходило медленно. Стены комнаты постепенно замедлили свой бег по кругу и начали истончаться, превращаясь в грязно‑зеленую ткань. Диван внезапно заткнулся, и Василий с удовлетворением вздохнул. Темнота отступала вяло, но неуклонно. В комнате серыми тенями играли сумерки, а бормотание соседей сверху слилось в далекий рокот какой‑то машины. Сюртуков собрал волю в кулак и вновь попытался сесть. На этот раз все вышло как нельзя лучше. Он резко уселся на постели и протер глаза. В комнате было холодно, пахло мужским потом, какой‑то краской и… порохом. Василий знал этот запах. Он не однажды ездил на охоту, да и много лет назад его не миновали институтские военные сборы. Правда, он никак не мог сообразить, откуда этот запах появился в его комнате. Василий пошарил рукой по прикроватной тумбочке, и вдруг в его палец впилась огромная заноза. Сюртуков вскрикнул и отдернул руку. Это казалось невероятным, но он готов был поклясться, что вместо тумбы от польского гостиного гарнитура в изголовье дивана стоит простой деревянный ящик! Василий снова протянул руку и медленно нащупал лампу. Ее форма была прежней, в виде старинной «керосинки», но на ножке не оказалось кнопки. Вместо электрического выключателя Сюртуков нащупал только торчащий из корпуса лампы винт. Заинтересовавшись метаморфозами осветительного прибора, Василий принялся ощупывать его более тщательно и не заметил, что в помещении стало почти светло. Рассвет позволил ему окончательно разобраться с загадочным светильником, и открытие его просто поразило.