— Борс был Палач Дварфов, — мягко исправил Хаману своего высшего темплара, выбросив мысль о Принесшего-Войну из его головы. — Галлард был Погибелью Гномов, и он переменил имя на Нибенай после того, как Борс стал драконом, а это было тысячу лет назад, а не две тысячи.

— Но… — Павек получил образование в темпларском приюте; он знал только официальную историю города.

— Мы лжем, Павек. Мы все лжем, все Доблестные Воины. Когда войны закончились, Тир стал мерять год от одного дня Самого Высокого Солнца до другого, и это три сотни и семьдесят пять дней, но Драй и Балик имеряют год по их дням равнодействия. Так что их год вдвое короче. Албеорн — Андропинус Балика — не хочет, чтобы кто-то знал о том, что раньше его звали Убийца-Эльфов. А так как мы лжем, то мы выбросили настоящую историю, вместо нее сочинили кое-что другое, так чтобы смертные, которые могут помнить Очистительные Войны, никогда не подумали, что их вели мы. — Хаману сильнее прижал руку Павека к ящичку со свитками. — Здесь, и только здесь, написана правда. Надежно сохрани ее.

Павек нахмурился. Он машинально коснулся своего шрама и скривился от боли, которую почувствовал и Хаману.

— Ты должен дать мне исправить это.

— Еще одна иллюзия? Еще одна история, которую выбрасывают и на ее место ставят что-то совсем другое?

— Ты станешь симпатичным мужчиной. Женщины будут замечать тебя.

— Вовсе не мое лицо удерживает Каши далеко от меня, — честно сказал Павек.

И Хаману вынужден был согласиться. Он провел кончиком пальца по уродливому шраму… и оставил его таким, каким он был. — Прощай, Павек, Просто-Павек. Время пришло и я ухожу.

Павек начал кивок, но не закончил, его подбородок застрял в груди. — Мне будет нехватать вас, Великий, — его голос стал неразборчивым. — Если у меня будет сын, я назову его Хаману.

— Думаю, что Каши с этим не согласится, — сказал Хаману, поворачиваясь.

Он был на пол-пути к двери, когда Павек позвал его назад.

— Телами… — начал темплар. Его лицо просветлело, глаза заблестели. Он начал с начала. — Телами будет вас ждать.

Хаману приподнял бровь, не доверяя своему голосу.

— Когда… если… вы станете частью стража, Великий. Она так сказала. И она будет вас ждать.

Он не стал думать о том, что будет после; это дало ему силу повернуться и выйти из двери.

Пятнадцатая Глава

Руари воткнул себя в угол, в котором его узкая койка встречалась со стенами комнаты, самый лучший способ спасти койку и стены от беспорядочной тряски. Его веки была самыми тяжелыми частями его тела, но он не осмеливался дать им закрыться. Без отметок лунного света на стенах, которые могли бы сказать ему, сколько времени осталось до рассвета, ему казалось, что он падает назад, падает назад без конца и начала, до тех пор, пока его внутренности не начали тяжелеть в другом направлении.

Полуэльф знал это состояние, потому что с ним уже такое случалось, и не один раз, а целых два. Он сбросил свою неприятно пахнувшую одежду за комнатой и прополз последние расстояние до своей койки на четвереньках. Его голова работала не слишком хорошо, но казалось совершенно ясно, что он никогда раньше не чувствовал себя настолько больным, глупым и пьяным. Если бы ему дали выбрать между смертью прямо сейчас и поддерживанием стен и живота до рассвета, Руари без колебаний выбрал бы смерть.

Так что его вполне можно простить, когда он решил, что женщина, внезапно появившаяся в дверях его закутка, была приведением, которое пришло объявить ему о вечности.

— Сохраняй и зашищай, — пробормотал он, конец молитвы друидов, первые слова которой он забыл.