Один из низших темпларов, стоявший в воротах башни, начал было кричать, но крик немедленно умер внутри его горла. Никакому смертному уже не было дела до того, что случилось на юге, когда звуки смерти и волшебства достигли стен Урика.

Облачная башня росла до тех пор, пока не стала такой же высокой и могучей, как столбы дыма, отмечавшие извержения вулкана Дымящаяся Корона на северо-западе. Потом, как и те пепельные столбы, башня стала опадать, становясь ниже и шире. Дуги молний связали внешний край расширяющегося облака с землей; они били беспорядочно, а длились долго, даже дольше, чем синии стрелы Тирского Урагана.

Павек знал — они все знали, хотя никто из них не был погодной ведьмой — что молнии бъют из земли, а не из облака.

Темпларам Нибеная, Галга и Джиустеная повезло не больше, чем их коллегам-Урикитам. Их короли пожертвовали ими и остальными тремя армиями только для того, чтобы в кипящем и бурлящем столбе родился и обрел форму новый дракон.

Без всякого предупреждения облако распалось перед их потрясенным взглядом. Глубокий рев ударил в башню спустя несколько мгновений. Похожий на могучий кулак — кулак дракона — он бросил их всех на пол. Башня задрожала и покачнулась, мужественные мужчины и женщины завыли от позорного, нерассуждающего страха. Позади них, в самом Урике, крыши и стены домов задрожали и рухнули, гроход их падения добавился к суматохе продолжающегося южного взрыва. Павеку показалось, что эхо катастрофы не прекратится никогда.

— Мы следующие, — крикнул он. Он чувствовал свои слова в легких и на кончике языка, но никакой голос не мог достичь ушей его оглушенных товарищей.

И тем не менее один голос сказал, Гляди! Дракон Урика!

И другой голос, сразу после первого: Теперь, Павек.

Он подполз к балюстраде. Слабеющий дождь песчинок и грязи барабанил по его рукам, когда он схватился за перила. Павек встал, держась за перила, взглянул на юг. Все было тихо и спокойно, под светом единственного темного солнца. Облако исчезло — как будто его и не было. Три темных столба пыли, которые были на месте лагерей трех армий, тоже исчезли. Теперь эти места были бледными и такими же ослепительно белыми, как выбеленные кости в утреннем свете.

Но темная линия армий Урика все-еще окружала по-прежнему зеленые поля. Они выжили. Они все выжили. Их король на самом деле оказался сильнее, чем считали Раджаат и Доблестные Воины, он пересилил свою собственную природу.

Теперь Павек.Теперь, или никогда.

На южной дороге появилось черное пятно, быстро движущееся к ним. Намного меньшее, чем то чудовищное создание, которое Павек видел внутри облака, так что Павек не сразу осознал слова, повторяющиеся в его мыслях. Он не сразу понял, что эти слова исходят не от одного из бесновавшихся друидов Квирайта, а от самой черной точки, дракона, направлявшегося к стенам Урика.

Вся друидская магия, которой Павек научился от Телами, следовала одному и тому же образцу. Он встал на колени, уперся руками в пол, и послал образ своего заклинания глубоко в землю, призывая сущность стража Атхаса. Если слова и образ были правильны, а страж будет расположен к нему, магия придет. Он все сделал очень просто, аккуратно, и совсем по другому, чем тогда, раньше, когда Павек дважды поднимал совершенно особого стража Урика.

В сознании Павека не было воспоминаний или образцов, когда он призывал сущность стража, только необходимость — обжигающая, отчаянная необходимость.

Никогда, за всю историю Урика, не было большей необходимости, чем в тот момент, когда Павек простерся на полу, что призвать — выпросить и вымолить — помощь стража Урика. В других случаях страж не отказывался спасти несколько жителей Урика. Нет сомнений, что ему будет приятно спасти весь город.

Так думал Хаману, и, вложив всего себя в призыв, Павек верил и в Хаману и в стража, поровну. Страж был живой сущностью города, а Хаману — тот Хаману, которого знал Павек — только что умер за него.