Крейга, как выяснилось, арестовали в собственной квартире в половине седьмого утра. В такую рань ничего хорошего не жди. Ему позволили побриться и сменить ночную пижаму на что-нибудь более подходящее для улицы. Я надеялся, что он догадался надеть мягкие туфли типа мокасин, но разве законопослушные граждане думают о такой мелочи? В тюрьме не отнимают шнурки от ботинок, но время от времени какой-нибудь психопат делает вид, что хочет покончить с собой, и вот тогда шлепаешь в сваливающихся с ног ботинках.

Впрочем, это, наверное, его меньше всего беспокоит.

Крейг сейчас находится в тюремной камере очень мрачного здания в центре города. Вряд ли он счастлив по этому поводу. Не знаю никого, кто был бы счастлив. Я поинтересовался, разрешены ли ему свидания, но человек, который говорил со мной по телефону, был не в курсе дела. Возможно, и разрешены, сказал он, но почему бы вам не подъехать туда и не выяснить все на месте? Каковы бы ни были условия его содержания, мне меньше всего на свете хотелось бы наведаться в это мрачное заведение. Мои предыдущие визиты не оставили в душе светлых воспоминаний, и я вовсе не испытывал ностальгии по прошлому.

«Ты просто чудо, Берни!»

Не подумайте, что Джиллиан повторила эту фразу. Я повторяю ее сам, чтобы не потерять нить повествования. А тогда я сказал в ответ: «Глупышка, я вовсе не чудо, мне порой удавалось сделать что-нибудь неординарное в своей области, но в твоем присутствии я еще ничего примечательного не сотворил. Пока».

— Ты могла сама позвонить и получить те же самые сведения, — заметил я. — Просто у тебя нет опыта такого общения.

— Да я просто не представляла, с чего начать!

— Сориентировалась бы по ходу дела.

— Я так смущаюсь, когда разговариваю по телефону, так нервничаю. Я вообще не очень разговорчивая. Порой работаешь с пациентом, и самой неловко, что молчишь. Пациенты, естественно, не могут разговаривать, а я не решаюсь и рта раскрыть.

— Поверь, после трескотни Крейга это приятный отдых.

Джиллиан засмеялась переливчатым смехом. Приятный смех, ничего не скажешь, и это удивило меня не больше, чем солнце, взошедшее на востоке.

— Да, он словоохотливый, — признала она с таким видом, будто я обнаружил трещинку в совершенном творении. — Но он такой только с пациентами. А когда один, он очень тихий и застенчивый.

— Ну, разумеется, я и не предполагал, что он сам с собой разговаривает.

— Извини?

— Наедине с собой все тихие.

Мои слова слегка озадачили Джиллиан, и она очень мило вспыхнула. Какая замечательная модель для художника!

— Я хотела сказать, что он тихий наедине со мной.

— Понятно.

— Ох...

— Я самодовольный осел, извини.

— Ну что ты! Просто я... Голова с утра плохо работает. Так что же мне делать? Как ты думаешь, стоит мне повидаться с Крейгом?

— Да вот только я не уверен, что ему разрешены свидания. Конечно, ты можешь все выяснить на месте, но, по-моему, не стоит пороть горячку, надо лучше разобраться в ситуации. Если бы знать, насколько обоснованно обвинение, можно было бы лучше рассчитать свои шаги.

— А ты думаешь, у них достаточно оснований, чтобы возбудить дело?

— Трудно сказать. — Я пожал плечами.