Но я не собиралась уходить, страх окончательно меня покинул. Я видела, что перерожденный меня боится больше, чем я его, а значит, он уже оценил наши шансы. Как оказалось, у меня вероятность победить в схватке куда реальнее.

Приятно, что уж там говорить!

И тут до меня вдруг дошло, почему я слышу мысленную речь перерожденного. Как бы там ни было, а передо мной сейчас находился легард, пусть и одурманенный своей почерневшей кровью, заставлявшей его жаждать разрушений. Но это был легард, молодой, испуганный, возможно случайно сюда попавший. Это я так же не отбрасывала, ведь почему‑то же поляна оказалась выжжена совсем недавно, и, при этом, ни в городе, ни в деревне никто не судачил о странностях.

Другой бы, находясь на моем месте, сказал, что в лесу нет ни одного легарда, а я могла назвать двух: одного напротив и другого — у себя под сердцем. И именно последним обстоятельством можно было объяснить случившееся. Что‑то подобное однажды мне рассказывала и Вирена, упомянув, что из‑за того, что ее выбрал артефакт, сестра могла общаться мысленно, но лишь с Рэндаллом, а во время беременности стала болтать, с кем хотела.

«Я не причиню тебе вреда», — осторожно подумала я и ожидаемо услышала в ответ рычание.

От раскатистого предупреждающего звука я вся вибрировала, как струна, отчетливо видя то, как собирает вокруг себя силу монстр. Я видела, что он боится, что в его глазах затаилась боль, но чувствовала и то, что он обязательно нападет, защищаясь. Я чувствовала все это и не сделала ничего, чтобы остановить перерожденного, даже лицо рукой не прикрыла, встретив отчаянный прыжок, в котором легард преодолел более пятнадцати метров, с высоко поднятой головой.

Со свистом пропоров пространство, существо с воплем и скулежом врезалось в невидимую защиту, кольцо с малахитом в мгновение нагрелось и сдавило палец, вынуждая меня в болевом шоке склониться к земле. Такой сильной магической отдачи я раньше не испытывала. Даже когда еще ребенком пробовала преодолеть магию Оракула, в тщетных попытках развернуть судьбу иначе. Даже когда на первом году учебы в академии чувствовала себя почти всемогущей и вливала в самые простые чары неимоверное количество силы по неопытности. Даже когда мы с Балтой плавили семь металлов магией, чтобы создать геррас.

— Ох!.. — выдохнула я, чувствуя такую боль в груди, будто меня со всего маху ударили бревном. Ребра предательски затрещали, справа будто даже что‑то лопнуло. Застонав, я уткнулась лбом в землю и попыталась правиться с болью, погасив ее усилием воли. Тут же спазмом отдался новый очаг недовольства в животе, напоминая, что я, по — хорошему, не должна ползать по лесам, рискуя двумя жизнями, а обязана явиться пред светлые очи королевского семейство, покаяться в глупости и сдаться на поруки Элеоноре, позволив спеленать свое тело, чтобы разум не требовал дальнейших подвигов.

— Нетушки, мы еще посмотрим, кто тут лучшая ученица ступени, — хрипло прошептала я, сплюнула соленый сгусток крови и с новым усилием обратила доступную магию на поддержание тела. Как только боль отступила, я с хрипом поднялась на ноги, жалея, что до деревьев далеко и опереться не на что, кроме корзины, которую я уже изрядно помяла.

«Прощай, удобный и легкий заработок, — с горечью подумалось мне, глядя на перемешанные с пеплом листья и цветы, — если я выберусь из этой передряги, то сил на новую порцию уже не будет».

Перерожденный, от которого я ожидала всего, кроме того, что он недвижно разляжется в паре метров от меня, притворяясь мертвым, вынудил меня удивленно присвистнуть. Выглядел монстр, как жалкая шавка после нескольких голодных месяцев: под шкурой с проплешинами отчетливо виднелись ребра, хвосты облезли, глаза заплыли гноем. Правильный перерожденный так выглядеть не мог! На мясе и крови жертв, если верить хроникам, они вымахивали куда быстрее нормального роста легардов.