|
– Ему уже горевать поздно, поезд ушел, – загадочно сообщила Лора.
– Ты мне когда мои бабки вернешь?! – с напором вопросил Юра.
– Это на адвоката… – вполне серьезно объяснила Лариса. – Это неприкосновенно.
– Какой еще адвокат! – Жуков подпрыгнул на матраце. – Мне то ты чего втираешь!
– В данном случае дело ведет адвокат, – мерно и убежденно произнесла супруга. – С Вахтангом я шутить не буду. Сам знаешь… – Тон ее приобрел доверительный оттенок. – Грузинская мафия, сплошные воры в законе…
– Он же прокурор!
– Тем более.
– Вот ща влезу тебе в трусы… Там бабки, да?!
– Там сам знаешь, что, – равнодушно сообщила Лора. – Ну, влезай, влезай, коли охота…
– Уже заныкала! – с горьким укором молвил Жуков.
– А как ты думал? Я же не знаю, в каком ты состоянии после вчерашнего…
– Вот ща врежу тебе, и тогда посмотрим на состояние…
– И пойдешь в полицию, – холодно сообщила Лора. – А потом – в Москву! – Добавила с угрозой: – Хочешь? Прямо сейчас устрою…
– Даю два дня, – сказал Жуков устало. – Океан рядом… – Многозначительно кивнул на окно, за которым занимался солнечно голубой рассвет. – Думай. – И принялся одеваться, пропуская мимо ушей ядовитые реплики, сопровождающие его заявление.
Закрывая входную дверь, он, вытянув шею, заглянул в глубь спальни: Лора уже спала, натянув на себя пухлое одеяло. Виднелся только больничный тюрбан и длинный нос, чутко водящий ноздрями.
Юра сплюнул и, горя безысходным чувством мести, отправился на привычную каторгу.
ГЕНРИ УИТНИ
Большой Босс – удивительное существо. Удивительное прежде всего тем, что, не представляя собой ничего особенного, вызывает у всех безоговорочное почтение и даже сердечную приязнь – хотя – с чего бы? Я знаю его больше десятка лет и к стойким его качествам отношу двуличие, беспримерный цинизм и ледяной расчет, хотя кто из нашего круга лишен подобных достоинств? Но что не отнять от Большого Босса – его обаяние, несомненную эрудицию и умение завораживать своими доводами. Перед тем как уйти в сенат, а затем в правительство, он, как и я, какое то время трудился в ЦРУ, где заслужил репутацию блестящего аналитика, и сам всякий раз это подчеркивает, однако лично я к подобному утверждению отношусь с немалым сомнением. Но сомнение придерживаю при себе, позволяя в отношении босса определения исключительно превосходной степени, как все из нашего окружения. То ли члены нашего кружка, то бишь Совета, осторожничают в боязни ляпнуть крамолу, а то ли и в самом деле уверились в его непогрешимости.
Последнее – плохо и даже опасно для дела. Я сужу по своим подчиненным. Когда те из них, что занимают среднее положение, начинают верить собственным доводам, это отлично, ибо придает им искренности и убежденности, что само по себе уже превосходная реклама для корпорации. Кроме того, данный фактор определяет ту преданность и тот фанатизм, без которых нет добросовестного работника. Но для высшего руководства подобное недопустимо: когда ты начинаешь свято верить, будто все, что говоришь, и есть истина, то теряешь при этом способность в нужный момент изобретательно и умело соврать. Помимо всего притупляется чувство опасности и видение перспективы.
Большой Босс поднимается с кресла, обходит стол и учтиво протягивает мне свою пухлую, дряблую ладонь.
Сколько его знаю, он совершенно не меняется: тучный, пучеглазый, с пышной седой шевелюрой, тщательно взбитой и уложенной; бело розовой девичьей кожей, покатыми плечами и слегка горбатой спиной. Ноги при ходьбе он ставит широко и неуверенно, как вышедший из долгого плавания на сушу моряк или как будто в штаны наделал, но суть здесь, видимо, в какой то болезни. |