— Теперь я была бы счастлива услышать в доме детский смех и топот маленьких ножек, — продолжала Берта. — Одиночество многому учит… Мы так много тебе запрещали и давали так мало ласки и любви… Теперь я понимаю, что это неправильно, но ведь нас самих так воспитывали. Нам внушали, что дети должны быть маленькими ангелами, тихими и послушными. А ты была настоящим бесенком, прости Господи! — Берта грустно рассмеялась своим воспоминаниям. — И мне так стыдно, что я отказалась от тебя, когда умерла твоя тетя…

— Не кори себя, Берта. Я и правда была не сахар, — ответила Одри. — Удивительно, как вам удавалось со мной сладить. К тому же, поступи ты иначе, моя жизнь не сложилась бы так, как сложилась. А насчет топота детских ножек… Когда у нас появятся дети, я с удовольствием привезу их к тебе в гости. Боюсь, что ты будешь вспоминать о тишине и вечернем преферансе как о великом благе!

— Ох, Одри! Жду не дождусь этого момента. — Высокая прическа Берты плавно колыхнулась в такт кивку ее головы.

— Конечно, пока об этом рано говорить, — задумчиво произнесла Одри. — Хочу сначала окончить учебу… А сейчас у меня все мысли о завтрашнем дне. Я так волнуюсь! Как все пройдет?

Мари, несмотря на свой почтенный возраст, почти вбежала в комнату, не в силах совладать с радостным возбуждением. Глаза ее горели от любопытства и предвкушения.

— Мадмуазель, там привезли ваше платье!

— Ты сразу примеришь его? — заволновалась Берта. — Надо проверить, все ли в порядке.

— Да, мне не терпится его примерить! — Одри вскочила с дивана. — Извини, Берта, я оставлю тебя ненадолго. Надену платье и сразу спущусь!

Она приняла у посыльного коробку, дала ему щедрые чаевые и поднялась в свою комнату, трепеща от волнения и нетерпения.

Когда Одри спустилась вниз, облаченная в подвенечный наряд, обе женщины — Берта и Мари — восхищенно заахали. Муж Мари, Паскаль Лезадо, заглянул в комнату и одобрительно покачал головой.

Легчайший светлый шелк казался невесомым. Изящно скроенный лиф и широкая длинная юбка были расшиты нежными серебристыми цветами и причудливыми узорами, прозрачный шлейф напоминал об утреннем тумане, накрывшем хрустальный сад.

— Хороша! Ну просто чудо как хороша! — восклицали зрительницы, пока Одри не порозовела от смущения.

— А кто же сшил такую прелесть? — поинтересовалась Берта, восторженно рассматривая легчайшие складки, виньетки и розочки.

— Страшно сказать — сам… — Одри назвала имя известного кутюрье. — Это подарок жениха. Кстати, у этой ткани есть один секрет, но я дала честное слово, что никому не расскажу об этом до свадьбы.

— Подумать только… — Берта не могла отвести глаз от Одри. — Твоя мама Софи гордилась бы тобой. Если бы она знала, за кого ты выходишь замуж…

— Да, она, наверное, была бы рада за меня, — ответила Одри. — Но главное — не за кого я выхожу, а какой он. А он — самый лучший, самый добрый, самый заботливый, самый красивый и умный мужчина на свете! И мы любим друг друга — а это важнее всего!

Мари улыбалась и кивала, радуясь счастью молодой хозяйки. Берта же испытывала не только радость, но и удивление. Ей до сих пор не верилось…

— Мне до сих пор не верится, что это все происходит с тобой, — призналась она. — Я слышала, что ты многого добилась в жизни. Но не подозревала, что ты стала настоящей красавицей. Я даже не сразу тебя узнала, когда увидела.

— Да, когда мы виделись в последний раз, я выглядела немного иначе, — рассмеялась Одри.