На завтрак Юлия сварила два яйца и позволила себе целую чашку крепкого несладкого кофе, в холодильнике лежала, дразня ее, половина пражского торта, привезенного позавчера Евгением из города, но Юлия поборола искушение и ограничилась ломтиком черного бородинского хлеба.

Ела и думала; как все же хорошо что нет Евгения. Муж любил основательно позавтракать, для него она должна была жарить котлеты и неизменные деруны. Этих картофельных оладьев он мог умять десяток или больше, а попробуй очистить и натереть столько картошки!

Юлия представила, как смачно жует и чавкает Евгений, ей сразу стало противно, но только на мгновение, сегодня ничто не могло испортить ей настроение, и, разделавшись с завтраком, она устроилась на пуфике перед зеркалом. Проверила, не появилась ли где-нибудь на лице случайная морщинка, — не нашла, вздохнула облегченно и расчесала густые пепельные волосы. Прищурившись, долго смотрела на себя и осталась довольна.

Коснулась маленькой родинки под левым глазом. Родинка придавала ей пикантность, и Юлия каждое утро дотрагивалась до нее, это вошло в привычку, прикосновение стало как бы магическим, будто охраняло ее, сберегало красоту, и, ощутив родинку под пальцем, Юлия будто убеждалась, что первые морщинки на ее лице появятся не скоро.

Потянулась за тушью. Красота красотой, но и она требует усовершенствования. Тем более сегодня. Ведь день обещает стать особенным, через час она увидит Арсена, ради него она все и устроила так, что Евгений вчера вылетел в Одессу.

Юлия сама отвезла Евгения на «Ладе» в Бориспольский аэропорт, смотрела, как самолеты взмывают в небо, и думала — случаются же аварии; наверно, не опечалилась бы, узнав, что белый лайнер где-то упал на землю. Никогда б не увидела лоснящегося лица мужа и губ, блестящих от жира, которые он вытирает тыльной стороной ладони… Ей даже в голову не пришло, что вместе с ним разбились бы другие люди — чужие трагедии не волновали ее, ей предостаточно собственных хлопот…

Когда она вышла замуж за Евгения, конечно, о любви не было и речи. Просто знала, что за его спиной можно чувствовать себя спокойно и уютно. «Лада» и дача, тысячные заработки. Не говоря уж о том, что быть женой скульптора как-то престижнее, чем инженера или хотя бы доцента. Скульпторы на дороге не валяются, даже на уготованной ей.

Другое дело, что скульптором Евгения можно было назвать лишь условно — кому какое дело, что он лепит, жаль, конечно, что не мог выставиться, да и вряд ли сможет, она пришла б на его выставку в норковой шубке, кто смотрел бы на скульптуры, если бы она появилась на вернисаже — слово-то какое: вернисаж, и она в норковой шубке…

Увы, надежды на вернисаж тщетны, никто пока еще не выставлял надгробий и памятников, каким бы спросом они ни пользовались…

Единственное утешение: подлинный вернисаж Евгения на Байковом кладбище. Иногда он возил Юлию туда: показать что-нибудь новенькое — в мраморе или граните, массивное и впечатляющее.

Юлия ахала от удовольствия, она знала: белый мраморный памятник — это половина ее норковой шубки плюс красные австрийские сапожки, а вот бронзовый бюст па гранитной колонне еще не отоварен, она хочет, чтоб Евгений поменял «Ладу» на «Волгу». «Лада», правда, удобна и комфортабельна, но «Волга» престижнее, черная или белая «Волга», она выходит из нее в вечернем платье, из черной «Волги» — в белом, а из белой — наоборот, но платья обязательно открытые, они подчеркивают округлость и привлекательность ее плеч, и черт с ним, пусть позади плетется Евгений со своим лоснящимся лицом, какое это имеет значение, кто именно плетется за ней, хотя если бы Арсен…

Воспоминание об Арсене приятно пощекотало нервы, и она подумала, что вечером хорошо бы податься с ним в город, завалиться куда-нибудь в «Курени» или «Ветряк», подальше от центральных ресторанов, где можно встретить знакомого художника или скульптора, — как правило, коллеги Евгения не без денег и привыкли вечером шататься по злачным местам.