Электрический самовар уже закипел. Иван Яковлевич насыпал в ярко расписанный чайничек три ложечки заварки и залил кипятком. Обернулся к Хаблаку и, подмигнув ему, сообщил:

— У Николая Иосифовича интересные новости.

— Не сомневаюсь, — пробурчал майор. Он был уверен, что Коренчук докопается до истоков аферы с алюминием.

— У вас плохое настроение? — удивился Дробаха — почти никогда не видел Хаблака не только раздраженным, но даже слегка нахмурившимся.

— Нет, просто забегался.

— Чай снимет усталость. — Дробаха подал Хаблаку стакан, поставил на журнальный столик вазочку с печеньем. — Лимона нет, — предупредил, — летом с лимонами трудно.

Коренчук наконец вытянул руки, зажатые между колен, подсел к самовару. Взял свой стакан, но, даже не пригубив, сразу отставил. Лишь теперь Хаблак заметил,

что лейтенант немного похудел, черты лица у него заострились, но глаза светились энергией.

— Рассказывайте, Николай Иосифович, — сказал Дробаха. — Вижу, не терпится, да и Сергею Антоновичу будет интересно послушать.

Коренчук снова потянулся к стакану и, теперь уже не выпуская его из рук, время от времени отхлебывал чай, не прерывая рассказа:

— Вы, Иван Яковлевич, в курсе, а для майора расскажу в общих чертах. После того как вы уехали, в Коломые на железнодорожной станции мы нашли документы на вагон с алюминием. Отправили его из… — назвал небольшой городок. — А там металлообрабатывающий завод. Пришлось немного покопаться — коллеги из городского отдела помогли, — но все же докопались. Там на заводе из листового алюминия будто бы всякие штукенции для ширпотреба делали. Лейки, кастрюли, чайники, детские игрушки… Оказалось, липа: на самом деле только оформляли продукцию, алюминий же шел спекулянтам. Это доказано. Директор того завода связан с преступниками, он и главный бухгалтер виновны в разбазаривании алюминия — надо привлечь к ответственности. Предлагаю — арест. Постановление мог санкционировать местный прокурор, однако вам тут виднее. С колокольни всегда горизонты пошире. — Улыбнулся и на этот раз основательнее приложился к чаю, а после паузы добавил: — С того завода нити в Киев тянутся. Конкретно — в главк. Алюминиевый лист шел туда с нарушением всех инструкций. А почему?

— Ясно почему, — сказал Дробаха. — Вам, дорогой мой, и разбираться с главком.

— Если вы согласны…

— Сегодня же утрясем это у прокурора республики.

— А как с руководителями того завода?

Дробаха поставил стакан, сложил руки на груди и пошевелил большими пальцами.

«Задумался, — незаметно усмехнулся Хаблак, — решает, что предпринять. Сейчас, наверно, подует на кончики пальцев».

Дробаха так и сделал, а затем сказал:

— Переждем день-два. Никуда не денутся. Слух об аресте директора и главного бухгалтера может дойти до Киева, спугнуть Бублика и иже с ним. Как у вас? — обратился к Хаблаку,

— Немного раскрутилось. Сегодня звонил подполковник Басов из Одессы. Яков Игоревич Терещенко опознан. Акт отослан нам. Завтра будет. Далее: кличка этого Терещенка Рукавичка. Был дважды судим, первый раз за хулиганство, потом за ограбление. Нынешнее место работы — промтоварная база, грузчик.

— А как ведет себя Галинский? То есть Бублик? — Дробаха усмехнулся одними глазами.

— Распространяет билеты.