– Товарищ лейтенант, – сказал мне сержант Гордиенко, – они не остановятся.

Мы побежали к своим окопам.

Тем временем третий артиллерист побежал за своими товарищами. Догнал, начал их отговаривать. Но все у них кончилось потасовкой между собой. Орудие они развернули лихо, в один момент. Сноровка чувствовалась. Дослали в казенник снаряд – бах! Мы поняли, что их просто так не остановишь.

На дне моего окопа стоял станковый пулемет «Максим» и коробка с лентой, набитой патронами.

– Давай, Гордиенко, помоги! – крикнул я сержанту.

Вдвоем мы живо подняли и установили на площадку пулемет. Я быстро вставил ленту в приемник, отвел рукоятку перезаряжания. Все, патрон в патроннике. Стрелять? Еще раз посмотрел, чем они там заняты.

А солдаты уже кричат со всех сторон:

– Стреляй, лейтенант! Заряжают второй снаряд!

И правда, один копошится возле зарядных ящиков, а другой открыл затвор казенника.

Я навел пулемет на орудие. В прицеле оказалось колесо, станина и боковая часть щита. Дал короткую очередь поверх голов. Они присели и залегли между станинами пушки. Вторую очередь выпустил по щиту. Сделал паузу.

В это время из окопа встал командир расчета и крикнул, чтобы мы не стреляли. Но снаряд они уже успели дослать. Один из «кавалеров» встал, оттолкнул командира расчета и произвел второй выстрел. Второй снаряд лег за нашей траншеей. Вреда он никому не причинил, но разорвался значительно ближе первого.

На выстрелы из блиндажа выскочили остальные артиллеристы. Побежали к огневой. Схватили своих стрелков и потащили в блиндаж.

– Отбой, Гордиенко, – сказал я сержанту.

Мы опустили «Максим» в окоп.

Делать нечего, надо идти докладывать о происшествии. Я пошел на КП командира роты и доложил старшему лейтенанту Кокареву о случившемся, в том числе и о своих действиях.

Вечером меня через посыльного вызвали на КП полка. И.о. командира гвардейского стрелкового полка майор Зотов выслушал меня. Потом стоявшего рядом командира батареи. Лейтенант-артиллерист чувствовал себя виноватым. Но второй очередью из «Максима» я сильно повредил прицел «сорокапятки», по сути дела вывел орудие из строя. Лейтенант заговорил тверже, когда речь пошла о разбитом артиллерийском прицеле. Майор Зотов мгновенно успокоил его:

– Обоих бы вас в штрафную…

Я посмотрел на артиллериста и вспомнил его младшим лейтенантом.

В начале апреля 1944 года мы освободили село Котовское. Это недалеко от станции Раздельной Одесской области. Точнее: между станцией Раздельной и Днестром. Бой за село начался с форсирования речушки Кучурган и штурма высот, на которых засели немцы. Бой длился ночью, днем, и только к вечеру село Котовское мы отбили. Сержант Кизелько огнем из своего «Максима» сразил расчет пулемета МГ-42. Этот пулемет не давал нам продвигаться вперед очень долго. И вот мы, наконец, зацепились за первые дома, начали продвигаться в глубь села. Сержант Кизелько тут же передвинул вперед свой пулемет, установил его в саду рядом с сараем за первой улицей. Немцы постреливали из винтовок и пулемета. Потом затихли. И вскоре начали отходить. Я пошел к автоматчикам третьего отделения. Убедившись, что у них потерь не было, попросил махорки на закрутку. Я свернул цигарку и подошел к забору, чтобы раскурить ее. И в это время по улице загремела колесами артиллерийская батарея 45-мм орудий на конной тяге.

– Что ж так поздно выезжаете на огневые? – сказал я с укором расчету, который как раз в то время проезжал мимо.

Один из артиллеристов ответил:

– Коней ждали.

– Вы коней ждали, а мы тем временем бой вели и закончили его без вас.

С повозки соскочил младший лейтенант примерно моих лет и сказал:

– Делать замечания людям, не подчиненным вам, не в вашей компетенции!

– А опаздывать к бою – это конечно же в вашей компетенции, – сказал я.