Что делать? Разыскивать ротного, чтобы доложить ему обо всем, что наблюдали и слышали часовые и что наблюдали теперь все мы? Или продолжать службу и менять посты? Поднимать дежурное подразделение, то есть свой взвод, пусть и не полного состава, в ружье?

В конце концов я все же принял решение. Мы побежали в сторону нашей караулки. На мое решение повлияли следующие обстоятельства.

Дело в том, что у нас в караульном помещении был станковый пулемет «Максим» с пятью коробками патронов. В караульной ведомости числился пулеметный расчет – первый и второй номера. В штат их ввели весной. Уже тогда стало неспокойно. То пограничники нарушителя задержат, то самолет немецкий пролетит, то часовой исчезнет, то на железной дороге что произойдет. «Железка» проходила в нескольких километрах от нашего городка. Вот почему я и отдал приказ срочно двигаться в сторону караулки, а попросту бежать. «Максим» – это хоть и легкое стрелковое оружие, не пушка, конечно, но все же и не винтовка. Об автоматах мы тогда и понятия не имели. Видел я несколько раз ППД. На стрельбах командиры рот стреляли. А однажды комбат принес новенький ППШ, и мы, младшие командиры, изучали его, собирали-разбирали, записывали под диктовку инструктора-оружейника его боевые характеристики. Эти записи у меня в блокноте до конца войны остались. Но выстрелить из новенького автомата тогда, весной, нам так и не довелось. Комбат обещал, что привезут несколько цинков патронов. К нему подходили патроны от пистолета ТТ. Но ТТ у нас в батальоне имели только двое – сам комбат и комиссар батальона. У всех остальных, в том числе и у взводных, были наганы образца 1895 года.

Когда бежали, кто-то из бойцов уронил винтовку, она загремела так, что выскочил затвор. Боец лихорадочно толкал его вперед, пытаясь вставить его, но у него ничего не получалось.

– Ты чего так дрожишь, Паньшин? Разучился винтовку собирать? – Ефрейтор Сумников стоял над своим подчаском и отчитывал его.

Тот сидел на корточках и растерянно смотрел по сторонам, словно, кроме затвора, выронил еще что-то. Руки его сильно дрожали, а края пилотки и воротничок гимнастерки сразу, в один момент, потемнели от пота.

Я выхватил у него из рук винтовку и вставил на место затвор. При этом патрон мягко вошел в патронник. И я подумал: вот и началось.

Как командир взвода, я много внимания уделял состоянию личного оружия, шанцевого инструмента и боевого снаряжения вверенного мне подразделения. Бойцы тщательно, после каждых стрельб, а также после строевых занятий с оружием, чистили свои винтовки, смазывали. Сержанты, командиры отделений проверяли качество ухода за оружием. Особенно строг был в этом отношении мой помкомвзвода старший сержант Климченко.

Климченко, имя которого, к сожалению, не запомнил, призывался из Смоленска или Смоленской области. Срок службы его заканчивался, но он мечтал остаться на сверхсрочную. Я об этом его желании уже переговорил с капитаном Санниковым. Ротный имел разговор с комбатом. Тот тоже был не против. Так что Климченко старался изо всех сил. И не сказать чтобы он был этакий служака или угодничал перед вышестоящими командирами. Нет, этого не было. Просто добросовестно, в рамках устава и правил солдатского общежития, исполнял свои должностные обязанности. Образование имел семь классов. По тем временам – это не меньше техникума. Был начитан. Занимался самообразованием. Интересовался техникой. Умел водить трактор, машину, мотоцикл. Владел всеми видами стрелкового оружия. Помню, когда узнал, что мы, командиры взводов, изучали новые автоматы, несколько раз спрашивал: правда ли, что их скоро перевооружат? По полку действительно носился слух о том, что не позднее августа нас, побатальонно, будут переводить на новые штаты: в каждой роте будет введен автоматный взвод, а в каждом батальоне – автоматная рота. Но ничего этого не произошло. Забегая вперед, замечу, что на новые штаты нас перевели только в конце сорок третьего года.