|
Уже после боя стали выяснять, каким образом у нас на фланге появились немцы. Как они туда просочились? Ведь балка простреливалась соседями и находилась в зоне их ответственности. Разные ходили разговоры. Но толком так никто и не узнал, что же на самом деле произошло. Начальство конечно же все детали выяснило. Но нам не сказали. Замяли. Скорее всего, как это часто случалось, кто-нибудь проспал. Но слухами земля полнится. Солдатское радио всегда передавало более или менее правдивую информацию. Саперы рассказывали, что дело было так: немцы пробрались балкой, прошли берегом Днестра, прямо по урезу воды, просочились в глубину нашей обороны до рубежа наших окопов, установили пулемет МГ-42 и начали обстреливать паром в тот момент, когда он начал причаливать. Не давал им покоя наш паром. Им нужно было лишить нас подвоза, нарушить коммуникации. Хорошо, что не растерялись паромщики, не бросили паром, завели его в затон, замаскировали. Как только пулеметчики открыли огонь, там же, через балку, начали просачиваться немецкие автоматчики. Они накапливались в балке и тут же вступали в бой, вели интенсивный огонь и в нашу сторону, и в сторону наших соседей. Создалась угроза того, что нашу оборону разрежут на две части и лишат нас парома. Стало бы невозможно эвакуировать раненых. Не поступали бы, во всяком случае какое-то время, боеприпасы. Подкараулили бы они и нашего старшину Серебрякова.
В то утро, только утих бой, я пополз на правый фланг первого отделения. Хотел разобраться, почему второй стрелковый взвод не стрелял. Сержант, командир первого отделения, доложил мне, что второй взвод не стрелял и во время боя моих автоматчиков не поддержал. Другие автоматчики толком ничего рассказать не могли. Их поднял часовой, и они начали вести огонь, толком еще не разобравшись, откуда исходит опасность. Большинство стреляли в сторону немецких окопов. Следующей ночью я не спал. Словно чувствовал, что немцы на этом не успокоятся. Они почувствовали нашу расхлябанность, поняли, что можно снова попытать счастья на нашем правом фланге. Взвод уже отрыл траншею, соединил сплошным ходом сообщения все ячейки. Я ходил по траншее и время от времени бросал за бруствер гранаты Ф-1. Были случаи, когда ночью немецкая разведка подползала к нашим позициям и утаскивала спящих в ячейках бойцов. Чтобы такого не случилось в моем взводе, я с вечера разложил в нишах в нескольких местах около тридцати гранат. Ходил и бросал их. За ночь все их израсходовал. Может, поэтому к нам и не сунулись. Во втором взводе ночью было тихо. Я даже не слышал голосов часовых. Неужели, думаю, опять спят? На рассвете я находился на правом фланге. Стоял в ячейке с сержантом и наблюдал за берегом Днестра и балкой. В это время неожиданно появились немецкие пулеметчики и начали устанавливать пулемет. И снова второй взвод молчал. Немцы возились с пулеметом. Мы с сержантом хорошо видели, как они ловко высвобождают свой МГ-42 из плащ-палатки и устанавливают на сошки. Мы стрелять по ним не могли – мешала высокая насыпь бруствера. Лишнюю землю мы ссыпали как раз в ту сторону. Гранатой тоже не достать – далековато. Тогда я закричал сержанту Кизелько. Сержант Кизелько был очень хорошим пулеметчиком. Войну закончил с орденами Красной Звезды и Отечественной войны II степени, медалью «За отвагу». Он и в этот раз не сплоховал. Хорошо еще, что на рассвете в окопе дежурил он сам. Смотрю, наши пулеметчики уже подняли на бруствер свой «Максим». «Максим» у Кизелько всегда был без щитка. А немцы тем временем уже закладывали в приемник ленту. Кто же опередит? «Максим» заработал первым. Короткая очередь, другая – и оба немецких пулеметчика уткнулись лицом в землю. Полковые разведчики потом рассказали, что первому номеру пуля Кизелько попала в голову. Он так и лежал возле своего пулемета. Второму достались две пули: в грудь и под правую ключицу. Разведчики обороняли опушку леса перед балкой. Они-то пропустили накануне пулемет к парому. |
