|
За прибором связи послушно потянулся соединительный шнур, свитый в эластичную спираль. Один из индикаторов, до сих пор работающий на внутреннем микродисплее скафандра, отражал уровень заряда автономных элементов питания. В данный момент он сиял желтоватой искоркой, значит, батареи наполовину разряжены, на спутник не выйдешь, но в пределах десяти–пятнадцати километров связь должна быть устойчивой. Большего ему и не требовалось. До штаба дивизии рукой подать, и его просто не могут не услышать… Коммуникатор в момент десантирования был настроен на командную частоту штаба, откуда осуществлялось руководство всей операцией. Три истекших месяца в этом смысле значения не имели — в тактическом зале, независимо от времени суток, неизменно дежурит более двух десятков офицеров, так что, активируя систему связи, Лозин был абсолютно уверен, что его немедленно услышат. — Командный-1… — хрипло произнес он, с трудом выдавливая слова из пересохшего горла. — Здесь двенадцатый орбитальный, ответьте… Тишина. Лейтенанту на миг показалось, что он оглох от нее. Машинально облизав пересохшие, растрескавшиеся губы, он проверил все соединения, убеждаясь в их исправности, и вновь повторил свой запрос. Никакого ответа. Подобного не могло случиться — воображение Лозина, несмотря на богатый боевой опыт, отказывалось моделировать ситуацию, которая заставила бы замолчать штаб орбитальной группировки. Значит, неисправен коммуникатор. — Это была единственная здравая мысль, пришедшая ему на ум после третьей тщетной попытки связаться со штабом. Возиться с миниатюрной системой не было сил, и он поступил проще. Просунув руку за отворот униформы, Иван извлек из внутреннего кармана свой личный мобильный телефон, откинул активную панель и набрал на сенсорной клавиатуре номер компьютерного автоответчика штаба дивизии. Ответа не последовало. Судя по состоянию индикаторов, система мобильника не смогла соединиться даже с оператором спутниковой связи. Лозин перебрал еще несколько известных ему номеров, но с тем же нулевым эффектом. Связь не работала, ее попросту не было, ни со штабом дивизии, ни со вспомогательными службами, ни с гражданскими абонентами городской сети. Осознав этот факт, лейтенант ощутил, как его захлестывает волна непроизвольной дрожи. Принятый стимулятор уже действовал, и непроизвольное сокращение мышц было вызвано реакцией нервной системы, выбросившей в кровь порцию адреналина. Ватная тишина внезапно трансформировалась в пульсирующий шум — он сидел, бессильно прислонясь к стволу молодой березки, с грязным, облепленным прелой листвой скафандром, разложенным на коленях, и пытался успокоиться, взять себя в руки, унять непроизвольную дрожь в мышцах… Зловещие признаки какой-то непоправимой беды складывались один к одному, и это, конечно, не способствовало его попыткам угомонить шумный ток крови в ушах, совладать с нервным напряжением, чтобы каким-то образом действовать дальше… пока взгляд не наткнулся на стаю грачей, которая вернулась на окраину поля. Черные птицы расхаживали по непаханой целине, обиженно хлопая крыльями и изредка пытаясь выклевать что-то из комьев слежавшейся земли. Вид стаи грачей, занятых своим обычным делом, внезапно помог ему обрести утраченное было равновесие. Вставай, лейтенант… — мысленно приказал себе Лозин. — Вставай!.. *** Через минуту он смог повторно утвердиться на но¬гах. Дрожь отпустила, оставив лишь кисловатый привкус во рту да ясное осознание опасности, беды… Нужно действовать. Я должен вернуться в часть… Эти мысли не приободрили, но придали сил. Скафандр, вместе с парашютной системой “летающего крыла”, он смотал в тугой ком и спрятал в углублении под кустами. Затем, опустившись на корточки, Лозин тщательно обследовал почву в радиусе нескольких метров от предполагаемого места приземления, пока не наткнулся на искомое: как он и предполагал, “разгрузку” вместе с оружием сорвало в момент, когда его тело пробило густые заросли кустарника. |
