— Это не так. Коммунисты просто не слишком любили информировать общество о том, что творится в стране.

— Допустим. Отчего же тогда загадочный череп пролежал в земле так долго?

— Как вы не понимаете? Находки такого рода — всегда вопрос везения. И потом, у Эрхарда было самое современное оборудование…

— Везение оставим за скобками. Что же касается оборудования — принимаю. Но этот тезис работает на мою версию. Впервые пришли люди с серьезным оборудованием, и — пожалуйста! — сенсационная находка. Дове-дись им работать подольше — кто знает, что бы еще обнаружилось в подземельях замка? И потом…

— Что? Что — потом?

— Потом мне кажется, Кароль, что сейчас вы не совсем искрении. Что-то иное отталкивает вас от поенарских развалин.

— Да… Вы правы… Но это опять оно. То, чего вы упорно не желаете понимать. Или — принимать. Словом, теперь я боюсь Поенари. Очень боюсь. Даже простого упоминания. Теперь — после гибели экспедиции Эрхарда?

— .Нет. После того как мы побывали там с герцогом Текским.

— Своевременное напоминание. Мы ведь говорили о нем, но потом как-то ушли в сторону. Вы как раз собирались рассказать о тех днях, что провели вместе.

— Да… действительно. Но теперь я уже и не помню, где остановился.

— В самом начале. Вы встретили герцога в аэропорту, отвезли в отель…

— Нет. Прежде мы ужинали в городе и говорили. У его светлости было очень много вопросов, что совершенно понятно. Кроме того — что тоже объяснимо, — он был сильно взволнован, я бы даже сказал, пребывал в смятении.

— Вопросы касались гибели доктора Брасова?

— В основном — да. Вообще первая наша беседа была довольно сумбурной. Настолько, что сейчас я вряд ли смогу ее воспроизвести. Но говорили мы все больше о докторе Брасове, это точно. И о господаре Владе, разумеется.

— Вы поделились с ним возникшими сомнениями?

— Он сам заговорил об этом.

— Вот как?

— Да. Знаете, теперь, пожалуй, я понимаю ваш вопрос о переписке между ними: герцогом Текским и моим боссом. В ней, очевидно, содержалось что-то такое… Да?

— Ничего определенного. Однако факты были изложены таким образом, что в душу любого здравомыслящего человека закрались бы сомнения. Впрочем, о здравомыслии в подобной ситуации говорить неуместно. Слишком уж фантастические — чтобы не сказать больше — напрашиваются выводы.

— Вы действительно так думаете?

— Разумеется. Надеюсь, и вы станете думать так же, когда окончательно оправитесь от потрясения и начнете рассуждать логически.

— Хочется верить.

— В самом деле хочется? Тогда это непременно случится. Рано или поздно. Но вернемся к покойному герцогу. Его одолевали сомнения. Насколько сильные?

— Отвечу вашими же словами: ничего определенного. Смутные тревоги. Надо сказать, в тот вечер многое было недосказано. Будто и он, и я боялись напрямую произнести страшные слова. Впрочем, почему будто? Так и было — боялись.

— А позже?

— И позже — тоже. Даже на развалинах Поенари.

— Почему — даже?

— Вы уже успели там побывать?

— Пока нет.

— В таком случае, боюсь, вряд ли поймете меня сейчас. Это необъяснимо, но там, на руинах самой таинственной из всех резиденций господаря Влада, большинство людей охватывает странное, довольно сложное чувство. Не страх в классическом понимании. Скорее — трепет. Непонятное волнение. Кто-то чувствует себя дискомфортно.