Граф кивнул.

— Еще одна лошадь — для ваших тюков. Боюсь, одна лошадь вас и ваши мешки поднимет вряд ли.

Я смутилась, но решила, что пока дают — бери.

В конюшне было довольно тихо и царил неясный полумрак, слышно было пофыркивание и ржание лошадей в стойлах, да стук копыт переминающихся животных. Мы подошли к третьему по счету стойлу, и я столкнулась нос к носу с огромным могучим жеребцом рыжей масти. Его глаза, хитро прищурившись, с интересом за мной наблюдали, а из широких чуть влажных ноздрей вырывалось горячее дыхание.

— Какой красавчик, — прошептала я, осторожно касаясь ладонью его бархатного носа.

Дрейк кивнул:

— Это один из лучших моих жеребцов. Его зовут Разбойник и…

— Фу, — поморщилась я.

Граф удивленно ко мне обернулся:

— Что-то не так?

— Дурацкая кличка. Он никак не может быть Разбойником.

— И какая же, по-вашему, у него должна быть кличка? — процедил сквозь зубы граф.

— Как это какая? У него же уже есть имя.

— И вы являетесь, несомненно, телепатом, чтобы узнать его.

— Не надо сарказма, — поморщилась я, — телепатом является Пых, он ведь вам уже говорил.

Дрейк перевел взгляд на мыша, который как раз повис на гриве коня, пытаясь по ней вскарабкаться ему на шею. Конь удивленно косился на него правым глазом, но никаких попыток сбросить его пока не предпринимал.

Услышав свое имя, Пых надулся от гордости и мгновенно забрался на шею, а оттуда на голову коню, с удобством там рассевшись.

— Что ж, я и впрямь телепат, и прекрасно знаю имя этого животного.

Граф же удалился из конюшни, махнув на нас рукой. Я весело посмотрела ему вслед.

— Эй, куда это он? — обиделся пушистик.

Я легонько провела рукой по носу коня.

— Он привык общаться только с аристократами. Наше общество просто-напросто достало его светлость.

— А-а-а, — протянул Пых. — Кстати, его зовут Паско, а ласково можно Пася. — И мышь нежно погладил коня лапкой.

Я чуть не расхохоталась в голос. Искренне жалея, что это имя не слышит Дрейк.

Вечер и ночь я провела в замке.

С удовольствием понежилась в шикарной ванне с целой горой пены, чуть ли не упиравшейся в потолок. Мышь наотрез отказался еще раз мыться, под предлогом, что в этом месяце он уже мылся. Потом мы поужинали в комнате, сидя на кровати. Мне совсем не хотелось еще раз видеть физиономию графа. Пых не возражал.

— У-у… попробуй шейку гуся — объедение!

— Как я попробую, если ты ее всю себе забрал?

— Да? Тогда не пробуй. Вон возьми шейку курицы.

— Издеваешься?

— Мням, чавк, ум!

— Ну и ладно, я и так наелась. Лучше попью чай с куском торта, с ягодками, между прочим.

Мышь судорожно проглотил все, что до этого напихал себе в рот.

— И мне… и я… я тоже буду!

— Да не суетись, здесь всем хватит.

Я с улыбкой смотрела, как Пых по уши засунул мордочку в торт, вгрызаясь во вкусную выпечку. Повар у графа был выше всяких похвал.

Зевнув и облизав пальцы, я поняла, что уже сыта, и составила все подносы на пол, ничуть не жалея, что являюсь таким свинтусом. Мышь уже вовсю храпел на подушке, я легла рядом и закрыла слипающиеся глаза, прекрасно понимая, что это наша последняя ночь в тепле и сытости. Что будет дальше — не знал никто. Ну и пусть. Что-нибудь придумаем, а как же иначе… И с этой ободряющей мыслью я заснула под бодрое похрапывание Пыха.

Утро опять началось с Мэри.