|
Отец подмигнул мне, но я ничего не понял, хотя и знал, что он намекает на некий важный подтекст. Я не мог расшифровать этот намек как раз потому, что контекстом не владел. Кажется, я тебе уже говорил, что был занудой. Они беседовали за кофе: о том, что такой прозрачный фарфор делает кофе особенно вкусным, о манускриптах… Временами в беседе наступали неловкие паузы. В какой-то момент отец решил покончить с этим. Громким голосом, чтобы я услышал из своей комнаты, он отдал приказ:
– Сын, иди сюда! Слышишь меня? Еще бы Адриа не слышал! Но он боялся, что разразится катастрофа. – Сыыын! – Да? – словно издалека откликаюсь я. – Иди сюда! Выхода нет, нужно идти. У отца блестят глаза от коньяка, чета Прунес смотрит на меня с симпатией. Мама разливает кофе и делает вид, что ее тут вовсе нет. – Да? Добрый день! Гости откликнулись «добрый день» и перевели заинтригованные взгляды на сеньора Ардевола. Отец наставил на меня палец и скомандовал: – Посчитай по-немецки. – Отец… – Делай, что я тебе говорю! – Глаза отца горели от коньяка. Мама разливала кофе, пристально глядя в чашки тонкого фарфора, которые делают кофе еще вкуснее. – Eins, zwei, drei. – Не бормочи, говори внятно, – остановил меня отец. – Начни заново! – Eins, zwei, drei, vier, fünf, sechs, sieben, acht, neun, zehn. – Я запнулся. – Дальше? – рявкает отец. – Elf, zwölf, dreizehn, vierzehn. – И так далее и так далее и так далее. – Отец говорит, как падре д’Анжело. Потом сухо приказывает: – Теперь по-английски. – Уже достаточно, Феликс, – подает наконец голос мама. – Он говорит по-английски. – И маме резко: – Не так ли? Я подождал пару секунд, но мама промолчала. – One, two, three, four, five, six, seven, eight, nine, ten. – Очень хорошо, мальчик! – сказал с энтузиазмом лучший в мире палеограф из ныне живущих. А его супруга молча аплодировала, пока отец не оборвал их: подождите, подождите – и повернулся ко мне: – Теперь на латыни. – Но… – восхищенно запротестовал лучший в мире палеограф из ныне живущих. Я посмотрел на отца, потом на маму, которая чувствовала себя так же неловко, как и я, но не отрывалась от кофе. Я начал: – Unus una unum, duo duae duo, tres tria, quattuor, quinque, sex, septem, octo, novem, decem. – И умоляюще: – Папа… – Закрой рот! – сухо оборвал отец. И посмотрел на профессора Прунеса, который бормотал: черт возьми, просто восхитительно! – Какая прелесть! – сказала супруга доктора Прунеса. – Феликс… – открыла рот мама. – Помолчи! – бросил отец. И, обращаясь к гостям: – Это еще не все! Он тычет в мою сторону пальцем: – Теперь на греческом. – Heis mia hen, duo, treis tria, tettares tessares, pente, hex, hepta, octo, ennea, deka. |
