Но во дворце к этому времени уже узнали, что в действительности произошло, и там начался переполох. Несколько старых солдат решили воспользоваться удобным случаем и стали рыскать по комнатам в поисках поживы, делая вид, будто разыскивают убийц. На всех дверях во дворце были золотые ручки, равные по стоимости солдатскому жалованию за полгода, которые легко было сбить ударом меча. Я услышал крики: «Убей их, убей их! Отомстим за цезаря!», – и спрятался за занавесями. В комнату пошли два солдата. Они заметили мои ноги.

– Выходи, убийца. От нас не спрячешься.

Я вышел и пал ниц.

– Н-не у-убивайте м-меня, г-господа, – сказал я. – Я ни-ни в ч-чем н-не в-виноват.

– Кто этот старикан? – спросил один из солдат, недавно переведенный во дворец. – У него совсем безобидный вид.

– Ты что, не знаешь? Это брат Германика, инвалид. Он – ничего. Совершенно безвредный. Поднимайся, друг. Мы тебя не тронем.

Имя этого солдата было Грат.

Они заставили меня спуститься вместе с ними в пиршественный зал, где сержанты и капралы держали военный совет. Молодой сержант стоял на столе, размахивая руками, и кричал:

– К черту республику! Наша единственная надежда – новый император. Любой император, лишь бы нам удалось убедить германцев его признать!

– Инцитат, например, – предложил кто-то и заржал.

– Да, клянусь богами! Лучше старая кляча, чем никто. Нам нужно немедленно найти кого-нибудь, чтобы успокоить германцев, не то они все тут разнесут.

Мои двое солдат протолкались через толпу, таща меня за собой.

– Эй, сержант! Посмотри, кто тут у нас! – крикнул Грат. – Нам, кажется, повезло. Это старый Клавдий. Чем не император? Лучшего человека на это место во всем Риме не сыщешь, хоть он и прихрамывает чуток и малость заикается.

Громкое «ура!», смех и крики:

– Да здравствует император Клавдий!

Сержант извинился:

– Прости, господин, мы думали, тебя нет на свете. Но ты нам подходишь по всем статьям. Поднимите его повыше, ребята, чтобы всем было видно.

Два дюжих капрала схватили меня за ноги и посадили себе на плечи.

– Да здравствует император Клавдий!

– Опустите меня! – в ярости закричал я. – Опустите меня! Я не хочу быть императором! Я отказываюсь быть императором! Да здравствует республика!

Но они только расхохотались:

– Надо же такое сказать! Не хочет быть императором, говорит! Стесняется!

– Дайте мне меч! – закричал я. – Я лучше покончу с собой!

К нам подбежала Мессалина.

– Соглашайся, Клавдий. Ради меня. Ради нашего ребенка. Нас всех убьют, если ты откажешься! Цезонию уже убили. А дочку ее схватили за ноги и размозжили голову о стену!

– Все будет хорошо, господин, когда ты попривыкнешь, – сказал, улыбаясь, Грат. – Императорам не так уж плохо живется, право слово.

Больше я не протестовал. Что толку спорить с судьбой? Подгоняемый солдатами, я чуть не бегом направился в Большой двор под аккомпанемент глупейшего гимна, сочиненного, когда Калигула стал императором: «Поем Германика приход, он город наш от бед спасет». (Одно из моих имен тоже Германик.) Меня заставили надеть золотой венок Калигулы из дубовых листьев, отнятый у одного из мародеров. Чтобы не упасть, я крепко вцепился в плечи капралов. Венок то и дело сползал на ухо. Я чувствовал себя дурак дураком. Говорят, что я был похож на преступника, которого ведут к месту казни. Собранные вместе трубачи играли «Императорский салют».