Небольшая эстрада в популярном кафе на берегу курортного озера, несомненно видела немало знаменитостей и не для советских пропыленных офицеров предназначался дорогой рояль. Поэтому просьба Пинчука у хозяина восторга не вызвала. Однако традиционная венгерская вежливость — удвариашшаг — не позволила отказать гостю в просьбе. Однако по физиономии хозяина было видно, что такая уступка удовольствия ему не доставила и скрывать это он не собирался.

Пинчук прошел к роялю, открыл крышку. Легко прошелся по клавишам, проверяя настройку. Потом вдруг вскинул руки и бросил их вниз.

Та-та-тата-там! -грянул рояль во всю свою концертную мощь.

Пинчук играл одну из венгерских рапсодий Листа. Играл вдохновенно, красиво. Даже у нас пробежал и мурашки по спинам.

Обалдевший мэтр стоял у нашего стола и изумленно таращил глаза. Уже через несколько минут, оставив места под зонтиками, в павильон стала стекаться публика. Мужчины в лавках, дамы в бикини. Кто подошел первым, успел попасть в зал, остальным пришлось толпиться у входа — вместить все павильончик не мог.

А на эстраде сидел советский офицер, серый армеец в затянутой поясом гимнастерке, с портупеей, пропущенной под зеленый выцветший полевой погон, и рояль под его пальцами гремел, заполняя пространство звуками, столь близкими венгерской душе.

Когда Пинчук кончил, аплодисменты раздались дружные и абсолютно искренние. Звучали возгласы одобрения. Кто-то крикнул «Браво!». Кто-то потребовал «Бис!»

«КРАСНАЯ АРМИЯ ВСЕХ СИЛЬНЕЙ»

В одной из поездок по Германской Демократической республике меня сопровождал переводчик Вальтер Хоффман. В годы второй мировой войны он был авиатором Люфтваффе — гитлеровских ВВС. Стрелком-радистом летал на бомбежки английских городов, а в конце войны из-за нехватки самолетов его перевели в пехоту. В окружении под Корсунем-Шевченковским Хоффмана взяли в плен, и он попал в Красногорский лагерь под Москву.

— Чем ты там занимался? — спросил я.

— Работал коренным конем, — ответил Хоффман с некоторой долей иронии.

— Как это, объясни. Мне не понятно.

— Все очень просто. Красногорский лагерь был большой. Пленных содержалось много. Все они ели и переваривали пищу. Сортиры — так это по-русски? — надо было чистить каждый день. Этим занимался русский специалист. Он утром приезжал в зону на лошади, которая везла бочку. Заезжал за колючую проволоку. Распрягал лошадь и давал команду: «Гансы, запрягайся!». Мы запрягались. Я становился в середину между оглоблями. Был коренником, как говорил Иван.

— Возчика звали Иван? — спросил я.

— Не помню. Он нас называл «Гансами», мы его звали «Иван». Он не обижался.

— И вы везли бочку?

— Мы. Было еще двое. Они работали, как это… а вот: были пристяжными… Пока работали, лошадь стояла и ела сено. Весь день.

— Для чего тогда была нужна лошадь?

— Мы спрашивали Ивана. Он это объяснил так: «Товарищ Сталин нас учит, что лошадей надо беречь. Лошадь стоит дороже человека. Человека любой мужик сам сделать может. А вот попробуй сделать лошадь…» Мы не возражали. Если это сказал товарищ Сталин, возражать такому было опасно.

ИКОНОПИСЬ ИЛИ ГОЛОГРАФИЯ?

Видеть будущее может лишь тот, кто правильно оценивает настоящее и не идеализирует прошедшее, не пишет с него икон.

Была ли несокрушимая и легендарная армией народной?

Если «народность» измерять тем, что по призыву в Вооруженных Силах вынуждено было проходить службу все мужское население страны, то да. Хотя призыв и рекрутчина лишь немногим отличаются друг от друга.