— А какая третья удача? — спросил я.

— Это очень просто, — ответил Плейделл тоном, показывавшим, что он горд собой. — Наша встреча на вокзале Ватерлоо. Толькв в Эшере, когда тот сосед дал нам описание внешности, подходящее к вам, я вспомнил об этой встрече. Нам понадобилось не очень много времени, чтобы найти в камере хранения ваш чемоданчик… Один из моих людей узнал его. В нем изнутри были ваши отпечатки. В чемодане мы нашли ваши ботинки, а у стены сада «Красного дома» обнаружили два четких отпечатка следа. Мы не могли проиграть, Кент… Поверьте мне, вам следует заговорить, если вы хотите облегчить свое положение. Я хорошо знаю присяжных: они склонны проявлять снисхождение к подсудимым, которые пострадали. Если ваш адвокат знает свое дело, он сможет выставить Маллена в очень неприглядном свете. Маллен был не слишком приятным человеком. Миссис Клайтон нам рассказала, что испугалась, как бы он не изувечил вора. Скажу в скобках, что мы попросили ее подтвердить опознание, сделанное соседом, но она не стала утверждать, что это были вы. Поймите мои слова правильно, Кент: чем меньше вы скажете, тем более усложните нашу работу и тем более безжалостными нам придется быть, чтобы подтвердить свою точку зрения.

Он просто пытался заставить меня говорить.

— Я обсужу это с моим адвокатом, — ответил я.

Несмотря на темноту, мне показалось, что Плейделл улыбнулся.

В тот же вечер я провел три часа с адвокатом по фамилии Эмери. Я немного знал его, потому что он защищал двух человек, обокравших компанию «Уэдлейк». Эмери был массивным человеком среднего возраста, почти совершенно лысым, с резкими манерами, производившими впечатление, что он занимается делом очень неохотно. Но это было только впечатление. Его вопросы были настолько проницательными, что я думал о них и после его ухода. Я знал, что именно такие мне будет задавать полиция, а возможно, и прокурор, если я окажусь на скамье подсудимых. Эмери пообещал, что мою голову осмотрит врач и что он сам вернется завтра в полдень. Доктор провел у меня десять минут. В Кеннон-Роу со мной обращались достаточно хорошо. Эмери пришел снова в назначенный им час.

— Я вам советую настаивать на своей невиновности, — сказал он. — Если будет нужно, мы сменим тактику защиты на втором или третьем заседании суда. Мы будем бороться за то, чтобы свести обвинение к непредумышленному убийству. Не сознавайтесь в прошлых кражах. Не признавайтесь вообще ни в каких кражах.

— Но они знают о квартире на Силлер-стрит, — возразил я, — и наверняка найдут драгоценности и представят их как улики…

— Совершенно верно, — кивнул Эмери. — Я обдумаю это и поговорю с вашим защитником. Вас обещал защищать Хильдебранд. Лучшего вам не найти. Вы что-нибудь хотите?

— Я бы хотел увидеть жену, как только она почувствует в себе силы прийти.

— Вы сможете ее увидеть сегодня днем, я это улажу, — ответил Эмери и посмотрел на меня с суровым видом, как будто собирался за что-то ругать. — Что записал магнитофон, который полиция спрятала у вас? — добавил он резким тоном.

— Почти все.

— Хитроумно, очень хитроумно. Они не могут использовать запись в суде, но прокурор будет задавать крайне неприятные вопросы. На Плейделла нельзя обижаться, но…

Он замолчал, потом поскреб подбородок. Это была одна из его привычек, действовавших мне на нервы.

— Что вы имеете в виду под «почти все»? — спросил он.

— Ну…

— Секунду, — перебил меня Эмери.