***

– Ир, ты уверена, что нужно лететь в Россию? У тебя же там нет никого из знакомых, – тревожным голосом в который раз поинтересовалась мама, поправляя на мне клетчатый шарф.

– Мам, знакомые появятся. Я к тому же и язык учила. А документы что, зря столько времени делала?

– Ну, а в зиму то чего едешь? Еще и перед самым днем рождения!

– Вот и прекрасно! Как и мечтала, отпраздную сама. Двадцать пять бывает раз в жизни.

– Ты, как вернулась с моря, так совсем неуправляемая стала. Был характер, но то, что сейчас осталось – это ужас.

– Ангелы здесь больше не живут, мамочка. То ли еще будет.

– Ты о чем?

– Да так, привет от Леши.

– Он передал? – удивленно спросила мама, зная, что мы давно перестали с ним общаться.

– О Боже, мам! Все, мне пора на регистрацию.

– Ты ничего не рассказала, что у вас произошло! Чего мужика отшила?

– Фиговой я оказалась, мама, фиговой. Все, я пойду, – не было никакого желания разговаривать на эту тему, потому что я прекрасно знала, что для родителей виновата в разрыве с Алексеем буду всегда я.

– Как только будешь на месте, сразу же найди способ с нами связаться.

– Как и обещала, зайду в квартиру и отзвонюсь вам.

Вчера вечером я с трудом покидала родной город, понимая, что обратно вернусь очень нескоро. Назад в прошлое дороги у меня не было. Я повесила большой замок на дверь, ведущую в прошлое. Закрыла душу и заперла сердце, чтобы больше никто не посмел в него пробраться. Впереди меня ждала новая жизнь, новая борьба за место под солнцем, чтобы однажды, много лет спустя, сказать шепотом, чтобы услышал только Бог, что я, наконец то, счастлива. Но это точно случится нескоро, а пока я, молча стояла в аэропорту, в очереди на регистрацию, и сквозь слезы смотрела на маму, которая с тяжелым сердцем отпускала в далекий путь свою глупую и непутевую дочь. Она, как и любая мама переживала за своего ребенка, и мое сердце в ответ обливалось кровью, потому что я не знала, когда увижу ее снова.

Глубоко вздохнув и смахнув катившиеся слезы, я подала документы девушке за стойкой, и уже через час сидела в кресле самолета. Адская боль разрывала грудную клетку, слезы продолжали градом катиться по щекам, а внутренности сдавило в тугой узел. Дышать и одновременно глотать горькие слезы было очень сложно, и я знала об этом и раньше, ведь не впервые приходилось страдать. Но сейчас было почему то особенно больно, а причина скорее была в том, что я сама все похерила. Все. Всю свою жизнь. Не сохранила то, что было дорого, не вытянула, на порой таких крепких, плечах. И теперь тяжким грузом на душе повис камень, не давая мне возможности идти по жизни с легкой душой.

Дома, в родных краях остались не только родители, моя семья, но и он, тот, кем я дышала последние несколько месяцев. Тот, кому все это время позволяла вытирать о себя ноги, кто меня разрушил, но так этого и не осознал.

Все время полета у меня кружилась голова, что для меня не было удивлением, ведь летела я впервые. И оказалось вовсе не страшно, как думалось поначалу, но плохое самочувствие не дало насладиться полетом по полной.