Мы молчим. И все молчат. Уже темно, поэтому принесли факелы. У дедушки Адраста темное лицо. Наверное, это из-за факелов. А может, не из-за факелов, а из-за дяди Амфиарая.

Ферсандр рассказал, что дядя Амфиарай очень громко ругался. Он не хочет воевать. Он всех пугает богами. Но дядя Полиник сказал, что дядя Амфиарай все равно приедет.

Дядя Полиник улыбается. Это потому, что он скоро дома будет. Ему войско ворота откроет, и он снова в Фивах сможет жить.

Только почему-то никто больше не улыбается.

Мы все ждем, уже темно, Адраст (не дедушка, а сын дяди Полиника) плачет – домой хочет. А его братик спит. Я тоже хочу спать, но я уже большой и я потерплю.

– Слышите? (это Эвриал, который коричневый). – Колесница!

– Ага! (это мы все – вразнобой).

Колесница – это дядя Амфиарай едет. Значит, сейчас начнут. Мне очень интересно, и всем интересно.

А тетя Эвадна почему-то плачет.

И еще он никому не говорит «Радуйся!» Даже дедушке Адрасту.

А вот уже и огонь горит! Дрова сухие, дождей давно не было...

...Хотя Зевс и Дождевик!

– Мечи!

Это дедушка Адраст. Сейчас они вынут мечи...

Вынули.

Все сразу, красиво!

А пламя горит, оно все выше – и все темнее. Или это вокруг темнеет? Надо спросить у Сфенела, но сейчас нельзя, сейчас будет клятва...

Начали!

– Я, Амфиарай, сын Оикла...

– Я, Гиппомедонт, сын Сфера...

– Я, Тидей, сын Энея...

– Я, Партенопей, сын Талая...

– Я, Этеокл, сын Пройта...

Но почему мне все кажется, что огонь на жертвеннике темный? Нет, он уже черный! Черный, ледяной...

Мне опять снится мама. Но сегодня – очень плохой сон. Плохой – и страшный. Мама плачет. Мама кричит. А ведь мама никогда не кричит!

Поэтому сон – очень плохой.

– Я могу всех убить, Ойнид! Всех! Думаешь, только у отца есть молнии? Я могу сделать так, что от Фив останется черная плешь. Черная, блестящая... Но я никого не смогу спасти. Даже тебя. И никто не сможет! Понимаешь?

Если бы я мог, я закричал. Если бы я мог, я бросился бы к маме. Мама не должна плакать! Почему папа не сделает так, чтобы мама не плакала?

Хорошо, что это – сон!

Тетя Эвадна волнуется. Она очень сильно волнуется, потому и руки нам сильно жмет.

Они уходят.

Дедушка Адраст уже за городом, и дядя Полиник уже за городом, и колесницы. Много колесниц! А сейчас уедет папа. И дядя Капаней уедет.

И все уедут.

Мы стоим у дверей и смотрим на улицу. Когда появятся их колесницы, мы сразу увидим. Они должны из-за угла выехать, там, где храм Золотой Елены – той, которую дядя Капаней хорошо знает.

На тете Эвадне – яркое покрывало. Она говорит, что яркий цвет отпугивает Керу. Примета такая.

Мы ждем. Сейчас они заедут сказать «До свидания». Папа хочет, чтобы мы не ходили за город. Это – тоже примета.

Вот колесница... Две... Три...

А почему три?

Ага, в первой – дядя Капаней, у него на щите – воин с факелом, во второй – папа (с Глазом Ночи на щите)...

...Да я их издалека и без щитов узнаю! Папа ниже, зато в плечах очень широкий. И еще на папе шлем – с тремя гребнями и с дырками для глаз. А дядя Капаней высокий и чуть-чуть сутулится...

А в третьей колеснице... Черный щит, четырехугольный, как башня... Дядя Амфиарай?

Вещий!

– Мама, а почему?..

Сфенел тоже удивляется, но тетя Эвадна только качает головой – отвечать не хочет. Сегодня она очень красивая! Только глаза больные.

Первая колесница остановилась, вторая.