– Стучим?

Это Капанид – баском. Он уже басить начинает – как его папа. Только бас часто на писк срывается. Как сейчас, например.

Я на всякий случай оглядываюсь. Как там в коридоре? Пусто в коридоре.

А неплохо все-таки! И ворота городские охраняются, и акрополь, и Пелопсовы Палаты...

– Стучим!

Подношу руку в старому дереву с медными цацками. Примериваюсь, чтобы по этим цацкам не попасть (острые!)...

Дверь открывается.

Сама.

На дяде Эгиалее – короткий плащ поверх хитона. Серый, какой воины в походе носят. И диадема серебряная. И сандалии красные.

Ждал?

– Ну, заходите, разбойники!

Мы переглядываемся. Ждал! Но все равно – пришли!

– Радуйся, лавагет! – запоздало рапортую я. – Эфебы Диомед и Сфенел прибыли согласно приказа... Ай!

«Ай!» – это потому что дядя меня за ухо схватил. А у него пальцы крепкие!

Вообще-то эфебов за уши таскать не положено. Эфебы – будущие воины. А мы с Капанидом не просто так эфебы, а эфебы на задании. Но как поспоришь, когда ухо...

– Ой-ой!

И мое ухо, и Сфенела тоже. Приходится входить в дядины покои без всякого достоинства воинского. Не шагом строевым, а бегом за собственными ушами.

– Ах вы, щенята! Да вы хоть знаете, чего натворили?

Мое ухо, наконец, свободно, Капанида, кажется, тоже. Во всяком случае его «Гы!» звучит вполне уверенно.

– А если война из-за вас, негодников, начнется?

Дядя уже улыбается. Значит, мы все сделали правильно.

– Никак нет, господин лавагет, – чеканю я. – Не начнется!

И действительно, какая война? Ну, украли Палладий. Плохо, конечно. Из самого храма Афины-на-Лариссе украли! И куда только стража смотрела? Палладий ведь – святыня из святынь, его нашему Аргосу сама Афина Градодержательница подарила. А украли его двое каких-то святотатцев. Видели их, негодяев – один повыше, лет пятнадцати, второй пониже, зато в плечах широкий. Лет двенадцать ему. Или тринадцать.

Погнались – не догнали. И теперь по всем дорогам ищут. А за Палладий дедушка награду назначил. Десять талантов!

– Дедушкин? – самым невинным тоном интересуюсь я. – С которым он на троне сидит?

Сейчас подзатыльник получу! Нет, обошлось!

И с Палладием обошлось. Его во всех городах наших, которые Аргосу подвластны, искали. И не только у нас. В Микенах искали. И в Коринфе. И в Афинах тоже искали. А нашли в Дельфах. Прямо у золотого треножника, на котором пифия сидит. Утром двери отворили, зашли – а он там.

– А если Дельфы его не отдадут? А, ребята? И что нам тогда делать? И вообще, эфебы Диомед и Сфенел, вам не кажется, что это святотатство?

– Никак нет, – сообщаю я. – Не святотатство. Нам боги разрешили!..

Ну, не боги, конечно. Мама разрешила. И мне, и Капаниду. Разрешила и сказала...

– Дельфы, господин лавагет, Палладий отдадут, – подхватывает Сфенел. – Потому как им знамение будет. То есть, было уже.

Вчера было. Когда мы из Тиринфа вышли...

...Не вышли – выбежали. Всю дорогу бежать приходилось. Да еще ночью. Иначе бы не успели никак. Ведь приказано было – вернуться к лавагету, к дяде, то есть, на двадцатый день до рассвета. Едва добежали!

А про знамение мне мама точно сказала. И земля в этих Дельфах затрясется, и треножник засветится, и Палладий заговорит.

– Знамение, значит? Отдадут, значит?

Кажется, дядя жалеет о том, что не дал мне подзатыльник. И даже не мне, а нам обоим. И напрасно! Мы приказ точно выполнили. Сказано ведь: ценную вещь, охраняемую, в Дельфы – и вернуться.