– Я все умею, господин! Я все умею...

Но ведь неправда это!

– Я... красивая...

Тихо так сказала, безнадежно. Как в тот миг, когда пеласгов умоляла.

И уже не знаю, кого винить? Закляли меня, что ли? Ведь красивая девчонка, таких не на каждой улице встретишь! Другой лишь заметит – на колени упадет. А я... Груди вижу (маленькие, обвислые немного, на левой – родинка), синяки на ногах, на щеке – царапина, еще не зажила. И пупырышки на животе...

– Я... Я и танцевать могу! Я хорошо танцую...

– Сядь!

Понял – ничего с собой не сделаю. Ни-че-го! И она ничем не поможет. Ведь что осталась от тех девчонок, что ко мне приходили? Помню только: одна пыхтит, другая вертится, у третьей изо рта пахнет...

Думал сперва – просто так Светлая сказала. Просто так...

Шморгнула носом (нос короткий, маленький, куда там Капанидову!), плечиками дернула:

– Не хочу, чтобы высекли! Я ведь повеление Пеннорожденной нарушила. Нам всех мужчин любить приказано, понимаешь? Всех! А те господа, ну, которые тогда...

– Те ублюдки, – с удовольствием поправил я.

– Я их всех любила! Честно! А они... они не очень меня любили. Они силой заставляли, били. Силой нельзя – ведь это же любовь! Плохие они!.. Но все равно, я должна их любить!

– Ну и богиня! – вновь не утерпел я. – Сама бы попробовала!

– Ты не понимаешь! – Амикла вскинулась, вновь шмыгнула носом. – Когда я их люблю, я и есть Афродита! Настоящая! Это она любит – ну, и я немножко... А я их не смогла больше любить. И еще я не принесла серебра богине, а я должна каждый вечер серебро в храм приносить, которое мне за любовь дают. Много серебра... Поэтому я обязана рассказать это господину Стрепсиаду, а он должен высечь меня перед алтарем. Больно высечь! А я не хочу! А хочу господина Сфенела любить. И тебя тоже! Только тебя больше...

Я прикрыл глаза – на миг, всего на миг. Нет, не блеснет серебро, не засветится, не унесет над ночным лесом. Просто девчонка, исцарапанная, в синяках, с родинкой на левой груди. И я – истукан деревянный.

– Я... Я всех люблю, господин Диомед. А тебя... А тебя тоже люблю... Ты... Ты не делай ничего, ладно? Просто ложись, я тебя любить буду...

Потянулась ко мне, коснулась губами плеча... шеи... груди... повязки на руке...

Афродита! Бедная маленькая Афродита с пупырышками на коже. Богиня, которая боится, что ее высекут...

Сегодня занятие ведет Эматион. Правда, занятием это и не назовешь. Копье, лук (опять промахнулся!), подгонка панциря. А вот завтра!.. Мне же сотню дядя Эгиалей обещал! Моя сотня против... Интересно, против кого?

– Тидид, ты остаешься в городе.

Что-о-о-о?

– Приказ лавагета. Из города не выезжать, ночью оставаться дома. Повторить!

Повторяю. Повторяю – а сам еле на ногах стою. Да как же это? Ведь мы готовились, столько готовились! Мне же сотню обещали!

– Р-р-разойдись!

Хвала богам! Теперь хоть спросить можно. Да что толку? Эматион только руками разводит.

– Сам не понимаю, Тидид! Мы же должны были друг с другом воевать – моя сотня против твоей. Мы с твоим дядей три дня по лесу ходили, рубежи намечали! Может, из-за того, что ты руку порезал?

Я не знаю, он не знает. Кого спросить? Дядю Эгиалея? Так он как раз этим утром уехал.

Вот не везет!

Не запомнил – и не почувствовал.

Наверное, она поняла. Утром ушла, даже не простилась...

На этот раз дядя Эвмел устроился не на привычном треножнике, а в кресле.