Изменить размер шрифта - +

 

Звери же были еще более откровенны — огромный рыжий кот мой, сверх меры обычно ласковый и жаждущий человеческого общения, забивался теперь в самые отдаленные углы дома и глаза его, полные ужаса и тоски, следили за мной из темноты укрытия. Он не приходил мне на помощь как это обычно делают кошки, понимая — помочь мне уже нельзя.

Любимая кобыла моя — Лялька, боевая подруга и постоянный источник теплой исцеляющей энергии, дико заржав выбросила меня из седла и унеслась с трека, выбив легкое заграждение А были времена когда в самые безрадостные, как тогда казалось мне дни, дни поражений и тревог, я приезжала к ней и обхватив теплую чуткую шею шептала «Помоги мне, подруга моя любимая, Лялька, поддержи» Мы уезжали в поля и долго мчались галопом, словно паря в бесконечности. И гладкие бока Ляльки покрывались клочьями белой пены а ко мне приходило теплое спокойствие и вера в себя Теперь Лялька боялась меня словно, свинцовая тяжесть моего горя могла погубить ее, крылатую почти, намертво распластав по холодной уже октябрьской земле Страдала добрая Лялькина душа, убиваясь по мне, — говорили конюхи, несколько дней отказывалась она от еды и тревожно жалобно ржала ночью, пугая лошадей в соседних денниках Страдала Но и она не могла помочь.

Собственно помощи я уже и не ждала ниоткуда Первые дни были днями метаний — от людей — к силам, которые людям малопонятны и почти неведомы, в надежде что кто-то да сжалится над моими страданиями и поможет Сейчас воспоминания об этом лишь добавляли боли — слишком откровенно говорила я о том, что творилось в душе и забыв не то что гордость — стыд ( а ведь в прошлой — до несчастья своего-жизни была человеком очень гордым и независимым) молила о помощи Теперь, вспоминая об этих минутах своего унижения я в прямом смысле слова — корчилась от боли и стыда, по крайней мере гримасы-судороги властвовали на моем лице и я ничего не могла с ними поделать, но в последние дни отступили и приступы этого жгучего стыда И мысли о том, чтобы добровольно уйти из жизни ушли Я не боялась смерти, нет И кара Господня за грех самоубийства не страшила меня — я уже очень много согрешила и в делах и в помыслах своих и все это были грехи смертные Просто одной из бессонных ночей пришло ко мне ясное ощущение скрой и неизбежной моей смерти и вместе с ней — избавления от всего, чем жила я последние месяцы своей короткой в общем-то еще жизни.

Словом, я точно знала, что скоро умру и просто ждала этого момента неторопливо приводя в порядок нехитрые дела и стараясь менее обижать окружающих меня людей в надежде на их милосердие и участие после того, как все произойдет.

Сестра моя, иногда еще остававшаяся у меня ночевать, все еще опасалась, наивная, что я опять как в первые дни попытаюсь что-нибудь сотворить с собой и ночью несколько раз подходила к моей кровати, чутко прислушиваясь к дыханию Заслышав ее легкие крадущиеся шаги, я шепотом, чтобы не напугать, сказала ей.

— Не бойся, я ничего больше не буду с собой делать.

— Почему? — она все-таки не ожидала того, что я заговорю с ней и вопрос прозвучал совершенно искренне Ей да и многим другим, наблюдавшим мои страдания действительно было непонятно почему я не предпринимаю более решительных усилий, чтобы покинуть этот мир, тем самым положив им конец.

— Я сама умру — ответила я, и видит Бог, это было правдой По крайней мере в тот момент я уже была в это абсолютно уверена Она не поняла, конечно, приняв за очередную болезненную блажь.

— Не говори глупостей Хочешь, я посижу с тобой? — Я не хотела И она, поцеловав меня, ушла к себе в комнату, так ничего не понимая Жалея меня и тяготясь мною, одновременно.

Мне оставалось только ждать И я ждала.

 

Он был почти уверен — время лекции истекло ужу минут пятнадцать назад, в аудитории висела однако тишина, внимание.

Быстрый переход