Заключение. Каков же сакральный и мифический смысл вампиризма?

Вампиры — не чужаки и не пришлецы с неведомых земель. Это воплощенный гнев Земли. Гончие Псы Великой Матери. Древние кровавые боги, низвергнутые христианством. Не столь важно, откуда они родом: то, что их породило, было непобедимым. Может быть, это новый виток генезиса, нужный, чтобы усмирить зарвавшегося хомо. Так вот: нам следует бороться не с вампирами, не с инфекциями, не с буйством растений и животных, а со своей алчностью, своей жадностью и своей непроходимой тупостью. Потому что без этого вся история человечества — лишь охота за яйцами ганзеров, птенцы которых охотятся на нас самих. Сказал Роберт Шекли».

Я за своей «машинкой» разгибаюсь и пытаюсь привести разбушевавшиеся мысли в порядок.

Но тут во входную дверь не просто звонят — «дербанят в парадное», как говорил Лев Кассиль. Долбят ногами, руками и головой.

Я распахиваю дверь — и вот они, мои дорогие оболтусы! Гошка и Стёшка. Близнецы. Две решки одной фальшивой монеты. Ряшки во всю ширину плеч, все шестьдесят четыре зуба оскалены в хитренькой улыбочке, одинаковые вязаные шапчонки сдвинуты на затылок, куртки распахнуты настежь, ранцы… то есть рюкзачки с наклейками в виде черепов, костей, кинжалов и прочей дряни — вываляны в глубоких уличных снегах.

— Баб, а шнурки в стакане? — спрашивает Гошка.

— Родители на зарубежной научной конференции, — отвечаю, — дома остался только один толстый черный шнурок, из таких, какие султан посылал виноватому паше, чтобы тот им удавился. Именно — я.

— А пожрать чего-нибудь? — вступает Стёшка.

— Для предвиденного стихийного бедствия приготовлены суп из красной чечевицы с луком и пряностями и соевый гуляш с картошкой под толстым слоем куркумы.

Восторженные вопли.

— Руки мыть немедленно! Предупреждение: супчик прямо из кастрюли не хавать, стальными вилками в сковородный тефлон не шкрябаться, вдвоем на один компьютер не наседать. Зря, что ли, я ноут завела?

Всё, моей научной деятельности пришёл полный конец. Пусть дочка сама переводит мою писанину на суконный язык и смывает следы моей личности, коли ей надо для отчета.

Пока ребятки оттирают грязные лапы под краном, чинно разливают варево по тарелкам и ковыряются в сковороде деревянными ложками, я осторожно выясняю:

— Вы что так рано и такие растерзанные?

— Сегодня дневники вечерникам пятаки начищали, — деловито объясняет Гошка. — Вот преподы и укоротили учебный день с большого перепугу.

Об этом обычае я наслышана. Не нужно, кстати полагать, что «вечерники» учатся в вечерней школе — и те, и другие в одинаковой мере гимназисты. Ритуальное мордобитие, раз в году спонтанно проводимое обоими отрядами, смертных и не очень, — отражение давней вражды между синеподкладочниками и белоподкладочниками.

— А на какой стороне вы воевали?

— На обеих, — ухмыляется Стёшка. — Разошлись для интереса.

— И что, на завтра родителей вызывают?

— Угу. Дед у себя?

— Спит, так что не очень шумите.

— Да он же днём как мертвяк!

Владик, с его видом вольноопределяющегося студента, не вызывает в них никакого пиетета. Более того, по моему недосмотру ему однажды случилось проснуться в позе йога, то бишь стоя строго вертикально на голове, среди всяких швабр и щеток.