Рокко ловко накрыл кухонный стол и нарезал несколько больших ломтей для них двоих — принесенная Мэкси пицца оказалась поистине безразмерной. Некоторое время оба жадно жевали, погрузившись в благоговейное молчание, которого требует от едоков настоящая пицца, благоразумно оставляя хрустящую корку на потом, когда уже не остается ничего другого. Такой момент должен был непременно наступить, поскольку еще ни разу не случалось, чтобы пицца, даже самая неудачная, оказывалась недоеденной Рокко Сиприани, а это была не просто пицца, пицца из пицц. Они ели ее, запивая пивом прямо из горлышка бутылки, и стопка бумажных салфеток в центре кухонного стола все таяла и таяла.

— Странная вещь с этой пиццей, — произнес наконец Рокко. — Ешь и чувствуешь, как твой желудок сам говорит тебе «спасибо». Это не просто еда, а скорее переливание крови. Да, именно в этом, наверное, и состоит смысл истинно южной пищи… хотя, кроме пиццы, так на меня ничто другое не действует.

— А я больше всего на свете обожаю «хот дог» — и обязательно на ипподроме, — мечтательно заметила Мэкси. — И чтоб было навалом клейкой желтой горчицы, теплых белых булочек и еще пухлых розовых колбасок… знаешь, такие тепловатые… ничего вкуснее для меня не бывает.

— Может, тут сказывается разница в религиозном воспитании — твоем и моем?

— Да нет, детство. Все идет оттуда. Во всяком случае, мне так кажется, — ответила Мэкси.

— А как ты относишься к супу? — серьезно спросил Рокко.

— К супу? В общем, я не против супа. Никоим образом. Но для меня, скажем так, это не блюдо номер один.

— Но если ты больна, простыла или тебе просто требуется что-то в виде утешения? — настаивал Рокко.

— А под рукой нет ничего спиртного?

— Вот именно. По странному стечению обстоятельств — никакой выпивки. Будешь тогда есть суп?

— Только консервированный, — решительно заявила Мэкси. — Обязательно, чтоб прямо из консервной банки. И никаких тебе домашних супов, хотя они якобы «полезны для здоровья». Это все чересчур по-европейски.

— «А я же, уп-уп, люблю один суп…» — фальшивя, пропел Рокко на мотив «Любить я готов всегда». — «Когда ты рядом, любовь, суп горячит мне кровь», — закончил он.

— И на каком фоне звучит мелодия? — тут же спросила Мэкси, догадавшись, что Рокко наверняка занят рекламным роликом: это было единственным, что могло заставить петь на кухне.

— Представь: любовники всех возрастов, размеров и форм, белые и черные, желтые, коричневые и красные, пришельцы с других планет, не только люди, но и звери… каждой твари по паре и каждой — три секунды экранного времени на поцелуи, объятия и прочее. А песню будет петь Хулио Иглесиас.

— Ты-то сам увидишь все в готовом виде?

— Никогда не смотрю. Эту шутку закала мне «Американская ассоциация консервированных супов». Минута экранного времени. Ну как тебе идея?

— Потрясающая. Но не Хулио… Так-то он мне нравится, но его английский, по-моему, звучит не слишком убедительно. Как, скажем, насчет Кенни Роджерса? Пожалуй, нет. Он чересчур в стиле «вестерн». Будет какая-нибудь очередная баллада а-ля «Ах, эти голубые глазки». И потом сколько он заломит! Эврика! Тони Беннет — вот кто тебе нужен!

— Здорово! Самое оно! Романтично, тепло и голос знакомый. Так, значит, идея тебе правда нравится? Честно?

— Конечно. Да после такой рекламы я бы помчалась на кухню, как оболваненный зомби, тут же открыла первую подвернувшуюся под руку банку консервированного супа, разогрела и выпила залпом.