— Ты — покойник. Я за тобой приду, слышишь, Кеннеди? — произносит грабитель очень спокойно.

Его слова должны убить меня, но не могут.

— Вспоминай об этом, Кеннеди. Вспоминай каждый день, когда смотришься в зеркало. — Его губы изгибаются в подобии улыбки. — Ты — покойник. Понял?

Я изо всех сил изображаю хладнокровие.

— Да-да-да, — роняю я и небрежно киваю.

И иду себе дальше.

«Господи, — молюсь я про себя, — дай ему жизнь».

Двери зала заседаний захлопываются, и я шагаю по вестибюлю. Из-за солнца жарко, как в печке.

Женщина в полицейской форме окликает меня:

— Эд, ничего страшного. Не волнуйся.

Легко ей говорить…

— Да? А я тут думаю, не свалить ли из города, — честно отвечаю я.

— Послушай, — говорит она.

Кстати, приятная женщина: невысокая, коренастая и голос добрый.

— Уверяю тебя, когда этот парень выйдет, он будет держаться от тебя подальше, чтобы не загреметь в тюрьму снова. — В ее словах чувствуются уверенность и знание дела. — Некоторые в тюрьме ожесточаются, что есть, то есть. Но он, — кивает женщина в сторону закрытых дверей, — не из их числа, поверь мне. Он все утро проплакал. Не думаю, что тебе грозит опасность.

— Спасибо, — отвечаю я.

После разговора с ней в душе появляется надежда. Но я не знаю, сколько она там продержится.

«Ты — покойник», — звучит голос у меня в голове. В зеркале заднего вида отражается мое лицо, и на нем написаны эти слова.

А я думаю о своей жизни. О воображаемых свершениях. О дипломированной квалификации неудачника. «Провалю любое дело недорого» — вот мое резюме.

«Покойник, — думаю я. — Ну что ж, он недалек от истины».

Я трогаюсь и выруливаю с парковки.

5

Размышления о наблюдаемом насилии

Шесть месяцев.

Подумать только, ему дали всего шесть месяцев. Снисходительность, типичная для нашего времени.

Я не стал никому говорить об угрозе: в конце концов, леди из полиции дала мне хороший совет. Нужно забыть об этом. На самом деле я жалею, что заметка в газете попалась мне на глаза, — так бы и дальше не знал, какой срок ему дали. Ладно, хорошо еще, что в досрочно-условном освобождении отказано.

И вот я сижу на кухне в компании Швейцара. Передо мной бубновый туз. Свернутая газета лежит на столе. На странице трогательная детская фотография грабителя. Мне видны только глаза.

Проходят дни, и становится легче. Я забываю об инциденте.

«Ну в самом-то деле, — думаю я, — что может мне сделать этот придурок?»

Лучше заняться чем-то более насущным. И я постепенно собираюсь с духом, чтобы пойти по первому адресу.

Эдгар-стрит, 45.

Первую попытку я предпринимаю в понедельник. Но мне не хватает храбрости.

Вторник — вторая попытка. Опять не получается выйти из дома. Читаю какую-то ужасную книгу, тщетно пытаясь найти себе оправдание.

В среду наконец-то выбираюсь на улицу и через весь город иду туда.

На Эдгар-стрит я оказываюсь ближе к полуночи. Темно, уличные фонари разбиты. Только один выжил и слабо подмигивает. В лампочке конвульсивно подергивается свет.

Квартал мне хорошо знаком, Марв сюда часто приезжал одно время.

У него была девушка, она жила тут неподалеку, на такой же загвазданной трущобной улице. Звали ее Сюзанна Бойд, они с Марвом еще со школы встречались.