Философы всегда стремились использовать язык в качестве системы символов, в которой каждое слово имеет определенный смысл, который не допускает отклонений. Им часто казалось, что они преуспели в этом. В результате иногда они вели себя так, словно язык является системой настольного типа: оператор сидит перед столом, на котором находятся кубики неизменных формы и цвета, и играет с ними в определенную игру.

Однако если игра, говоря философским языком, должна принести какую-нибудь пользу, а не просто служить потаканию собственному самолюбию (а это порой достаточно для некоторых философов), то должен быть определенный момент, когда мир переводится на язык символов, а затем момент, когда результаты транслируются обратно в реальные события.

Именно в этот момент перевода язык оказывается лицом к лицу с многообразием перцепционных вариантов и интерактивной сложностью мира, который довольно сложно разделить на кубики, необходимые для настольной логики. Энтузиасты кибернетики очень хотели бы иметь возможность взять параметры Л (люди), Д (деньги) и С (счастье), и попробовать разработать окончательную формулу человеческого счастья. Экономисты, используя различные зависимости, уже пытались такое сделать.

Понятие, выражаемое словом «вверх», основано на опыте, однако мы могли бы также определить его неким единым образом: вверх — это вверх и всегда таковым будет. Однако когда мы попадаем в космический корабль, где отсутствует гравитация и невесомый экипаж свободно перемещается по отсеку в любом направлении, слово «вверх» уже не имеет своего былого значения. Следовательно, «вверх» применимо только тогда, когда мы находимся на земной поверхности, и означает «в направлении от центра Земли» (или «в направлении, противоположном действию силы земного притяжения»). Можем ли мы затем использовать это слово в отношении, например, диаграммы на листе бумаги, расположенном горизонтально на столе (как в случае «проведем стрелку, направленную вверх»)? По аналогии можем.

Определения основываются на других определениях и заданных условиях применимости. Сплошь и рядом мы принимаем за универсально применимые некие стабильные обстоятельства, тогда как этого делать не следовало бы. Например, до эры космических полетов мы принимали как само собой разумеющееся, что «вверх» всегда будет иметь такое значение, которое принято в гравитационной системе.

Немного позднее мы вернемся к проблеме абсолютов, истины и определенности в нашей мыслительной культуре. Пока достаточно заметить, что попытки представить язык в качестве жесткой сконструированной системы не были сколько-нибудь успешными, хотя по-прежнему в своем поведении мы исходим из убеждения, что преуспели в данном вопросе.

По части описания нет практически никаких сомнений, что нам очень повезло заполучить в свое распоряжение язык. Правда, есть одна проблема: в процессе описания слова облекают вещи в «упаковку» тем или иным образом. В связи с этим мы также склонны видеть мир неким заведомым образом, о чем уже подробно говорилось в предыдущих разделах, где речь шла о водосборной площади, цикличности, готовности, внимании и так далее, вместе с тем наименования объектов и «упаковка» мира в целом очень полезны, ведь без них мы могли бы вообще не замечать происходящего вокруг нас.

Трудности возникают, когда слова слишком длинны, неуклюжи, охватывают слишком многое или когда вообще нет подходящего слова. Речь идет не о проблеме описания, а о проблеме восприятия. В процессе описания всегда можно разбить длинное слово на меньшие части или использовать описательное выражение. Например, слово «криминал» может быть разбито таким образом: мошенничество, воровство, убийство и так далее. Тем не менее, поскольку мы имеем широкую категорию-термин «криминал», все преступления родственны.