Не подлежит сомнению, что одного интеллекта без специальных навыков мышления недостаточно. Да и само величие интеллекта оборачивается порой в определенном смысле недостатком. Высокий человек может иметь преимущество над другими (видя дальше в толпе), однако в иных случаях он может оказаться в невыгодном положении (выкапывая, к примеру, себе стрелковую ячейку по росту на воинских учениях). Чем острее нож, тем больше пользы он может принести для целей, для которых предназначен, но одновременно он и опаснее. В связи с этим может получиться, что прекрасные качества интеллекта позволяют нам успешно обращаться с восприятиями. Вместе с тем, поскольку сам процесс имеет большие дефекты, даже при условии хорошего осуществления результат иногда оказывается ущербным.
Естественное поведение восприятия предлагает формирование прочных паттернов, быстрое их распознавание и использование такими, какие они есть, без вариантов. Разумеется, данный процесс имеет определенную ценность для выживания, однако, по большому счету, позволяет воспринимать мир лишь слишком ограниченным и не слишком гибким образом. Мозг, который вследствие хорошо настроенных химических процессов способен превосходно играть в эту игру, может на деле продуцировать слабые восприятия (в смысле охвата, подлинного исследования предмета, умения посмотреть на вещи с разных точек зрения).
Убеждая читателя в том, что восприятие очень отличается от настольного типа логики, я не хочу никому доказывать, что восприятие — идеальная система. Это далеко не так, и примером может служить отсутствие в восприятии истины. Однако, разобравшись с восприятием, мы сможем понять его недостатки и пределы применимости, а также разработать инструменты, которые позволят нам получить как можно больше пользы от этой системы.
В школе более интеллектуальные дети быстро осваивают игру приспособленчества: как сдать экзамены; как задобрить учителя; как делать ровно столько работы, сколько требуется. Творчество оказывается в большей степени уделом бунтарей, которые либо не умеют играть по принятым правилам, либо не желают (потому что им все равно не преуспеть). Если все же нам удается понять правила игры, называемой «творчество» (как и в случае с латеральным мышлением), мы получаем странный парадокс, состоящий в том, что бывшие конформисты теперь могут стать более творческими людьми, чем бунтари, в силу своего более высокого интеллекта.
Итак, нам необходимо наконец отказываться от традиционного взгляда, согласно которому интеллект — это все, что нам нужно.
Критическое мышление
Любого, кто допускает логические ошибки в своем мышлении, принимают за плохого мыслителя, на недостатки же восприятия вообще едва ли обращают внимание, а если и обращают, то относятся к ним гораздо более терпимо. В связи с этим, если ликвидировать все эти логические ошибки в мышлении, мы наверняка получим хорошо мыслящего человека. Таковы были во все времена одно из наших фундаментальных убеждений и одна из важнейших задач образования, сначала негласно, а в последнее время и вполне официально.
Плохой водитель допускает ошибки в вождении. Выходит, если мы добьемся отсутствия ошибок, то получим хорошего водителя. К сожалению, это далеко не так. Самый простой способ избежать ошибок в вождении — это держать машину в гараже. Устранение ошибок в мышлении не обеспечит генерацию идей, не сделает мышление конструктивным и творческим. Удалять ошибки — дело, безусловно, стоящее, но это только часть процесса — возможно, не более чем третья часть всего мышления, если не меньше. Вместе с тем мы всегда очень высоко ставили критическое мышление, а иногда вообще представляем его вершиной мыслительных возможностей человека. Такая высокая оценка основывается на целом ряде спорных предпосылок.
Рассмотрим метод сократического диалога, дошедшего до нас в сочинениях Платона. По различным причинам, берущим начало в эпохе Ренессанса, мы всегда высоко чтили данную сравнительно неэффективную модель. |