Я почти верил этому. И я верил, что нашел эту точку.

Это было около пяти месяцев назад, в январе, 4 января.

Было воскресенье, шел дождь, и, когда я проснулся, в комнату падал зеленый сумеречный свет. Комната, где я остановился, находилась на втором этаже дома 127 на Романштрассе в Мюнхене. Стены дома поросли виноградом. Тихая улица была засажена деревьями. Дождь шумел в их кронах, и первое, что я увидел, когда открыл глаза, были тяжелые от сырости, свежие темно-зеленые листья каштана перед окном. Да, это было первое, что я увидел, я ясно это вспоминаю, и сейчас мне кажется странным, что все это было уже пять месяцев назад, что все это началось дождливым воскресным утром…

3

Когда я проснулся у меня болела голова.

Это была обычная головная боль, с которой я просыпался постоянно, только сегодня к ней примешивалась неприятная тошнота. Она начиналась в желудке, и причиной этому был алкогольный эксцесс в субботу. Я слишком много выпил, и мне стало нехорошо. Вздохнув, я сел и потянулся за наручными часами, которые лежали на ночном столике. Было десять минут пятого.

Иоланта еще спала.

Она лежала около меня на левом боку, и ее рыжие волосы разметались по подушке, которую она крепко обнимала. Ярко-красная помада, которой она пользовалась, слегка размазалась. На очень белой коже лица выступили пятна. Она глубоко дышала. Обнаженная грудь равномерно вздымалась. Иоланта всегда спала голой и во сне сбрасывала одеяло. Я укрыл ее и поднялся. Боль в черепе становилась все сильнее. Я стал искать свои таблетки, но нигде не мог их найти. В комнате царил беспорядок. Вокруг лежала одежда Иоланты, моя одежда лежала на кресле, и я заметил, что перед сном мы забыли выключить радио. Оно тихо жужжало, шкала светилась. Мы слушали танцевальную музыку на коротких волнах, на той длине, где теперь не было других передач.

Я выключил приемник и поискал таблетки от головной боли в своем костюме. Мое внимание было рассеянным, движения — в определенной мере истеричны и бессмысленны: они были такими всегда, когда я слишком много пил. В костюме я ничего не нашел. Я пошел в ванную. Но и там я не нашел того, что искал. Я отвернул водопроводный кран над ванной и, бросив полотенце на ее край, пошел обратно в спальню. Иоланта еще спала. Она опять сбросила одеяло и теперь лежала на животе. Ее длинные ноги свисали за край кровати. Она разговаривала во сне.

— Это совершенно ничего не доказывает! — крикнула она и засмеялась. — Совсем ничего не доказывает! — Она еще что-то пробормотала, а потом четко сказала: — Ты не можешь предъявлять мне такие обвинения.

Я не обращал на нее внимания: она часто говорила во сне, и это всегда была пустая болтовня. Сначала, когда я был еще ревнивым и недоверчивым, я пытался расспрашивать ее по ночам. Она рассказывала невероятнейшие вещи, и я был вне себя от ярости, пока однажды она не рассказала историю обо мне самом. Это была выдуманная история.

С этого момента мой интерес к ее ночным признаниям угас.

Я очнулся от долгого погружения в себя и обнаружил, что сижу на краю кровати, устремив взгляд на гладкую белую спину Иоланты. Похоже, я спал с открытыми глазами — стрелки моих наручных часов показывали половину пятого. Подобное часто случалось со мной в последнее время: приходя в себя, я обнаруживал настоящие провалы в сознании. Особенно, если накануне я что-то праздновал: на следующий день я, встав, чтобы надеть ботинки, мог через полчаса обнаружить себя в той же самой позе, с устремленным перед собой взглядом и ботинком в поднятой руке.

Я потер виски, напряженно пытаясь вспомнить, что собирался сделать, когда вернулся в комнату. Вспомнив, в следующее же мгновение я увидел таблетки. Они лежали рядом с часами на ночном столике, там же стоял стакан воды. Все это я предусмотрительно подготовил, когда пришел вчера домой.