Изменить размер шрифта - +
Больше, чем хлопот, то есть писем, заявлений, ходатайств через посредство влиятельных лиц. Всю свою жизнь она подчинила Лёвиной каторге, всё, даже на такое унижение пошла, как стихи в честь Сталина, как ответ английским студентам. И от драгоценнейшей для себя встречи отказалась, боясь повредить ему. И сотни строк перевела, чтобы заработать на посылки ему, сотни строк переводов, истребляющих собственные стихи.

А Лёва, воротившись, ее же и винит!.. Но, подумала я, искалечен он не только лагерем: и юностью, и детством. Между родителями – разлад. Отец расстрелян. Нищета. Отчим. Он – обожаемый внук, единственный и любимый сын, но оба родителя вечно были заняты более своею междоусобицей, чем им; мать – «…измученная славой, / Любовью, жизнью, клеветой», – не это ли давнее, болезненное детское чувство своей непервостепенности он теперь вымещает на ней?

Затравлен он, одинокий сын всемирно знаменитых родителей, но бедная, бедная, бедная Анна Андреевна… По словам Нины Антоновны, Ира и Лёва ненавидят друг друга. Тоже хорошо! Вот откуда инфаркты. Вот отчего Анна Андреевна постоянно стремится в Москву. Никакое постановление ЦК не властно с такой непоправимостью перегрызать сердечную мышцу, как грызня между близкими. Нина Антоновна пыталась урезонить Лёву (в Ленинграде, без ведома Анны Андреевны, говорила с ним), но тщетно. Он заявил: «Ноги моей не будет у матери в доме». Ну хорошо, в доме. А в больнице? Да и есть ли у его матери дом?

Где ее дом и где его рассудок?»

Это еще одно сугубо субъективное мнение. В реальности, он, как мало кто другой, понимал творческие глубины Анны Ахматовой. И это было главным. Это выше всех обид.

У Николая Гумилева есть строки: «Я вежлив с жизнью современною, но между нами есть преграда…» Эти слова, вероятно, мог бы написать на своем щите рыцарь Лев Гумилев. Он с головой уходил в свои труды – творческие, научные. И считал (не без оснований), что эти материи гораздо ближе к истинной реальности, чем газетный сегодняшний день, в котором все зыбко и переменчиво.

Его называют великим евразийцем. Гумилев не представлял России без Востока, без великих кочевых цивилизаций древности. Многое из того, что ему приходилось отстаивать «с кровью», сегодня стало азбучной истиной. И действительно – Россия евразийская держава. Сегодня такие его книги, как «Этногенез и биосфера Земли», «Древняя Руси и Великая Степь», «История народа Хунну» – это классика, с которой спорят, на которую опираются. Но главное – эти книги перечитывают.

С какой благодарностью относились и относятся к Гумилеву на Востоке! Это подтверждает простую закономерность: в Азии Россию ждут, ждут от нас ответного интереса. В отличие от Европы, которая всегда смотрела на Москву, да и на Петербург свысока. Поворот к Азии неминуем. И он не может быть только экономическим. Без взаимного культурного интереса крепкого сотрудничества не построить. Именно поэтому сегодня так актуален Гумилев. Такого дерзкого, эрудированного и яркого историк у нас не было.

К счастью, он успел увидеть успех своих книг, когда их стали издавать не мизерными тиражами, когда его мнение интересовало, без преувеличений, миллионы людей. В 1992 году, на 80-м году жизни, великого историка не стало. Кажется, что он прожил три или четыре жизни – в вечном поиске, так велико наследие Льва Николаевич Гумилева. Эта книга поможет прикоснутся к нему в том числе и тех, кому еще только предстоит подробное знакомство с творчеством исследователя.

 

Сергей Алдонин,

кандидат исторических наук

 

Чего стоит мудрость

 

Во всем его облике явственно проступают черты отца – известного поэта.

Быстрый переход