— Тебе этого не хватает?
Он пожимает плечами:
— Нет. Я все еще играю. Ну, иногда. У меня не так много времени. Я все еще с вами. Но без игр с Пьером скучно.
— Неужели? Но вы так часто ссорились!
— А вот и нет! Вовсе не часто.
Он поднял голову и распрямил плечи.
— Мы играли часами — в нашей комнате, в саду. Было очень весело. Иногда ссорились, но редко. Родителям кажется, если дети ссорятся раз или два в день, это караул! Но в последнее время вы с мамой… вы все время кричите друг на друга.
Я растрогался:
— Ты прав. Теперь я тоскую даже по вашим спорам. Пьер продолжает играть в футбол. Стучит мячом о стену. Он повеселел. Мальчик сильнее нас.
— Ты видишь лишь то, что хочешь видеть, папа. Пьер не в порядке. Он выходит поиграть, чтобы сбежать от вас, а мяч пинает, чтобы дать выход накопившейся внутри злости.
— Откуда ты знаешь?
Он смотрит на меня с укором: я его разочаровал.
— Прошу тебя, папа, не задавай больше таких вопросов.
— Прости. Я удивлен. Я думал… Пьер выглядит таким… сильным.
Он раздосадованно качает головой.
— Сильным… — Он хмыкает. — Пьер, как всегда, изображает крутого. А сам плачет втихаря — как ты. В хижине, в глубине сада.
Эта картина терзает мне сердце.
— И вечерами, в постели. Он целует вас на ночь, улыбается, потом ложится, натягивает одеяло на голову, зовет меня, говорит со мной, зовет и… плачет.
— Зачем ты это говоришь? Мне так больно…
Он снова качает головой.
— Я говорю, потому что ты приходишь, чтобы услышать это.
— Вовсе нет. Я прихожу поговорить с тобой.
Он переводит взгляд на воду:
— Ты растравляешь рану, потому что ищешь другой способ выразить горе. Ты кидаешься на колючую проволоку, но не для того, чтобы убежать: ты хочешь пораниться и истечь кровью.
Я задумываюсь. Со мной говорит ребенок. Мой ребенок. Говорит как взрослый. Его зрелость всегда меня удивляла. Детские игры, детская речь, детский смех и взрослые размышления. Иногда его слова казались мне неуместными, даже нелепыми. Я восхищался, но и тревожился. Случалось, я говорил Бетти: «Этот ребенок не от мира сего». Ирония судьбы. Он был в нашем мире проездом.
— Жером, я не знаю, нужно ли… Думаю, ты больше не должен возвращаться.
Я тут же пожалел о сказанном: нет сил смириться с его уходом. Не сейчас.
Он не отвечает. Он понял.
— Ступай домой и ложись спать, папа.
Я не засну. Знаю, что не засну, но следую его совету и встаю.
— А ты что будешь делать? Надеюсь, здесь не останешься?
— Почему?
— Один в темноте, у… бассейна.
Он прячет улыбку:
— Я не в темноте. Тут нет ни дня, ни ночи, ни света, ни тьмы.
— Конечно. Но как подумаю, что ты сидишь тут совсем один… Я не могу…
— Ладно, я уйду. А теперь иди в дом.
Я делаю несколько шагов в сторону террасы. Он окликает меня:
— Папа…
— Да, сынок?
— Я бы хотел… поцелуй маму. Скажи, что я ее люблю. — Он колеблется. — Нет, ничего не говори. Просто поцелуй в щеку.
— Хорошо.
— Спасибо.
— Когда вернешься?
— Когда понадоблюсь.
— Ты нужен мне всегда.
— Я приду, когда возникнет нужда.
Бетти вздрагивает, когда я касаюсь ее щеки.
Она приняла снотворное и забылась глубоким тяжелым сном, но отбивается от меня и во сне. |