Вот кадр сменился… на переднем плане появилась трибуна… перед ней колыхались лиловые мантии; на флагштоках взвились яркие знамена в средневековом стиле. Затем камера приблизилась к трибуне вплотную, и оператор навел объектив на стоявшего за стойкой из полированного темного дерева человека – также облаченного в лиловую мантию, высокого, с волевым лицом и квадратным подбородком, горящим взглядом и густыми седыми волосами. Человек, перед которым на трибуне была закреплена чуть ли не дюжина микрофонов, что-то говорил… Было видно, как двигаются его губы, как он жестикулирует, как развеваются рукава лилового одеяния, но при этом был слышен лишь голос корреспондента телевидения:
– Выступление губернатора Калифорнии перед студентами, выпускниками и преподавателями родного университета нельзя рассматривать иначе как первоначальные тезисы его предвыборной речи для президентской кампании будущего года, а то, что он собирается выставить свою кандидатуру от республиканской партии, уже ни у кого не вызывает сомнения. Ключевым понятием в его программе, очевидно, станет «переоценка», как называет это он сам, а наиболее ярые его оппоненты считают это «реакционным социальным консерватизмом».
Наконец губернатора показали крупным планом, сопроводив видеоряд фрагментом его речи:
– В течение ближайшего столетия скелет старых ценностей обрастет новой плотью, и многое будет заменено, а многое подвергнется серьезному пересмотру. Вашему поколению предстоит определить, что взять с собой из прошлого, а что начать с нуля.
На экране вновь появилось лицо журналиста:
– Губернатор призвал нынешнее поколение студентов колледжей и университетов создать новый моральный климат как для самих себя, так и для всей нации. Губернатор прибыл в Честер два дня назад, специально выбрав время, чтобы в живой неформальной обстановке пообщаться со студентами и затем точнее сформулировать для себя тезисы сегодняшнего выступления на выпускной церемонии.
Следующим событием, о котором ведущие вечерних новостей решили проинформировать зрителей, была авария на сталепрокатном заводе в Акроне, в результате которой резак для стального листа случайно отсек головы двум рабочим. Однако Шарлотта мысленно все еще оставалась там – в сорока милях к юго-востоку от Филадельфии, штат Пенсильвания, в Дьюпонте… Это были не какие-то местные новости, это были новости общенационального канала, и выступал на церемонии выпуска не абы кто, а знаменитый политик, известный всей стране, и этот человек, сам закончивший в свое время Дьюпонтский университет, выступал на Главной площади – в дьюпонтской лиловой мантии! – и он призвал создавать новые моральные устои нынешнее поколение студентов – ее поколение! Прилив оптимизма оживил совсем было упавшую духом Шарлотту. Спарта, Аллегани-Хай, школьные компании, флирт, алкоголь, бойкот одноклассников, пауки в банке – мисс Пеннингтон была абсолютно права. Все это было уже где-то далеко, отделенное от Шарлотты высокими, окутанными туманной дымкой горами, со всем этим было покончено, как с прожитым днем…
– Ты только подумай, Шарлотта, – сказала мама, обращаясь к дочери с такой же ободряющей улыбкой, как и отец, – Дьюпонтский университет. Каких-то три месяца – и ты тоже будешь там.
– Да, мама. Я как раз сейчас об этом думала. Нет, до сих пор не верится. Это просто невероятно.
Шарлотта наконец тоже улыбнулась. Ко всеобщему – включая и ее саму – облегчению, улыбка девушки на этот раз была абсолютно искренней.
Глава вторая
Весь этот черный баскетбол
На самом верхнем ряду зрительской трибуны огромной, уходившей вниз кратером вулкана чаши баскетбольной арены сидели трое мужчин в рубашках-поло и брюках цвета хаки. Они были так далеко от игровой площадки, что снизу их лица выглядели как три белых теннисных мячика. |