Может, на моем месте кто другой и справился бы. А я, я натворил дел! Чего только не натворил! Я ведь исправлял разные недостатки, вы заметили? И зачем я только вот так проявлял остаточные действия своего сознания?! Ведь, наверное, где надо, можно было и по-нашему, по-земному… Теперь жди Контакта с разумной цивилизацией! Не представится больше такой возможности… из-за меня!
Он замолчал и стал наблюдать за лякроссом.
— А зачет? — спросил я осторожно. — Сдали вы этот зачет по теории техники толкания ядра?
— Зачет? — слегка оживился Миша. — Зачет, конечно, сдал. На четверку. Учусь я вообще ничего. Практику по парашюту вот зачли на «отлично». И в спорте тоже вроде неплохо. Не так давно вернулся из города Алма-Аты, были там соревнования. Ну, словом, серебряная медаль и кубок как игроку с наиболее своеобразной техникой. Есть у меня три приема, отрабатывал год, пока никто не может найти защиты. Я бы и первенство, наверное, выиграл, да вот… — Последовал еще один тяжелый вздох. — Да вот… Ну, короче, не в форме я был, не выспался накануне финала. Там, в городе Алма-Ате… звезд очень много видно. Вот я и подумал: вдруг, может, там хоть сумею найти звезду Па-Теюк, вспомню. Но нет… Там тоже не мог…
— Ну, а теперь какие планы на будущее? — спросил я. — Соревнования, наверное, какие-нибудь предстоят?
Миша Стерженьков вновь оживился:
— Практика предстоит интересная. По марафонским заплывам. Лучшие из лучших поедут на Ла-Манш учиться переплывать его туда и обратно. С длинными дистанциями у меня пока не все хорошо. Интересно будет отработать как следует. И соревнований в конце этого года тоже достаточно. Надеюсь выступить неплохо. Тренироваться, конечно, надо по-прежнему много.
Пронзительный свисток тренера возвестил об окончании игры. Миша Стерженьков посмотрел на часы и куда-то вдруг заторопился, сославшись на неотложное дело. Мы вместе дошли до ворот и возле статуи крокетиста снова обменялись крепким рукопожатием.
Юный спортсмен посмотрел в землю и спросил:
— А вы ведь… вы ведь, наверное, хотите описать все, что я вам рассказал?
Я кивнул.
— Я догадывался об этом, — сказал Миша, продолжая глядеть в землю. — Что же, я не против. Пусть все узнают… пусть узнают, как я себя показал…
Я попробовал запротестовать.
— Да нет! — сказал Миша глухо. — Не надо! Не справился я… Не оправдал доверия братьев по разуму, что тут и говорить! Вот так все и напишите. До свидания!..
Повернувшись, он быстро пошел по аллее, которая вела к троллейбусной остановке.
Стоя на месте, я смотрел ему вслед. Тренированным, упругим шагом удалялся от меня юный спортсмен, переживший недавно удивительнейшие и далекие от спорта события. Все меньше становилась его фигура.
Я думал о том, виноват ли он в действительности, состоится ли все-таки когда-нибудь этот Контакт с шерристянами, и о других вещах…
Потом в противоположном конце аллеи навстречу Мише появился еще один человек. Высокая и стройная девушка с волевым и энергичным, как можно было разглядеть даже издали, но вместе с тем милым, чрезвычайно милым лицом. В руке она держала большой черный футляр, и я понял, что внутри него лежит старинный музыкальный инструмент, виолончель XVIII века, привезенная в подарок внучке капитаном первого ранга Афанасием Никитичем из кругосветного путешествия.
Да, это была она, непосредственная участница описанных событий Надя Пероборова. И я увидел, как на середине аллеи произошла ее встреча с Мишей Стерженьковым, как осторожно и бережно юный спортсмен взял у нее футляр с виолончелью и как пошли они по аллее, спеша в планетарий, или на лекцию, посвященную какой-либо музыкальной или спортивной проблеме, или куда-нибудь еще, где им интересно и хорошо быть вместе…
А я все смотрел им вслед. |