— Разве в пистолетах дело? — как‑то устало спросил Аар. — Злая рука и камнем может сделать то же самое.

Я придвинул к нему фото и попросил:

— Доктор, посмотрите, пожалуйста, еще раз. Не был ли этот молодой человек среди ваших больных?

Хирург взял фото, внимательно всмотрелся, покачал головой:

— Не помню. Быть может. — И, будто оправдываясь, добавил: — У меня ведь на приеме до двадцати человек бывает. Ежедневно…

Лист дела 28

Я не верю в случайные совпадения. И не зря. Обычно они играют против меня. Так было и сейчас. Из истории болезни я узнал, что Пименову — двадцать семь лет, Корецкому — двадцать девять, Пяртсу — тридцать два. И если убитый на шоссе парень — один из этих двоих, то по возрасту они подходят все. Ну, что стоило бы случайности свести в тот день пациентов так, чтобы Пименову было девятнадцать лет, а Корецкому — пятьдесят шесть? Искать пришлось бы только Пяртса.

Но случай всегда играет в другой команде. Поэтому мне надо было объехать всех их по очереди, потом — побывать в аптеках.

Пименов жил в центре, в переулке рядом с улицей Пикк. Я поднялся по железной гремящей лестнице на третий этаж и долго звонил в дребезжащий медный звонок на тяжелой крепостной двери. Наконец мне отворили, и толстая старуха объяснила, что ее сына нет дома — он на работе. Говорить старухе, кто я такой, не имело смысла — она бы попросту испугалась за сына, и ничего толкового я бы у нее не узнал. Вечером пришлось бы приходить снова. Поэтому я сказал, что проверяю работу аптек и хочу узнать, помогло ли Пименову лекарство, которое ему выписали в прошлом месяце. В этом вопросе старуха проявила полную осведомленность, пожаловалась на массу собственных болезней и неэффективность современных лекарств. Уходил я, держа в руке аптечную сигнатуру с той же прописью, которая сохранилась на моем рецепте.

Пяртса я застал дома, и он мне сразу же предъявил лекарство и аптечную сигнатуру, объяснив, что сам рецепт оставил в аптеке. На обеих сигнатурах было написано: «Аптека № 1». Я решил зайти в эту аптеку, благо она была рядом, неподалеку от церкви Пюхаваиму, проверить сигнатуры, а уж потом искать Корецкого.

В аптеке было малолюдно, тихо. Желтые бронзовые лампы отодвигали к стенам сумрак. Провизор, белокурая красивая девушка, искала в толстой пачке нужные мне рецепты и весело болтала со мной.

— У нас, наверное, самая старая аптека в мире, — говорила она.

— И лекарства, наверное, самые лучшие?

— Не знаю, были ли они самыми лучшими, но самыми необычными — наверняка.

— Излечивали, например, от рака?

— Тогда еще не было таких грустных болезней, — улыбалась девушка. — А лекарства от трусости были — настойка из желчи дикого козла и крови черной кошки.

— Б‑р‑р — помотал я головой. — А от неразделенной любви?

— Пожалуйста — экстракт лунного света и цветов черемухи.

— А что‑нибудь для укрепления сообразительности и развития мудрости?

— И это можно — толченые кости жабы.

— Дайте, пожалуйста, двенадцать порций.

— Боюсь, что от старости эти лекарства утратил свое действие. А вот и ваши рецепты…

Итак, рецепт получил Корецкий. Но сейчас его, как я узнал в пароходстве, и в городе‑то не было…

СПРАВКА

Больной, получивший интересующий следствие рецепт, — Корецкий Е. К. — по данным регистратуре проживает не в Таллинне, а в Ленинграде и служит Таллиннском морском пароходстве.

Зам. начальника пароходства Линнамяги Ф. К. в разговоре по телефону No 47‑45 сообщил, что Корецкий является штурманом рыболовецкого сейнера РС‑4.