Я представил себе, что формирование идей в мозгу похоже на движение электронов в атоме вещества. Если электрон перескакивает на новую орбиту — появляется вещество с новыми свойствами. Но для этого необходим импульс энергии, иначе электрон не перескочит, и ничего нового не будет, не преобразуется идея. А пока все идеи обращаются по старым орбитам. Их держит невидимая плотная преграда. Нет импульса…
Так я и сидел на кровати. Долго сидел. Как йог, накрывшись одеялом, поджав под себя ноги, зажав лицо руками и медленно раскачиваясь — вперед‑назад, вперед‑назад. Пока не уснул.
И когда я проснулся, то понял, что есть еще одна дорога. Должна быть! Обязательно должна быть! И если она есть, то это не просто дорога, а целая автомагистраль.
Я судорожно одевался, не попадая ногами в брюки. Выскочил из гостиницы и через десять минут был в горотделе милиции.
— Да, альтернатива у нас жесткая, — недовольно сказал Круминь. — Или Бандит восемнадцатого числа сбежал из Риги…
— Или?..
— Или ему просто надоела Ванда, и он по‑прежнему рыщет здесь.
Я покосился на Круминя:
— А если он Ванду и не думал бросать?
— Спокойно, — ухмыльнулся Круминь. — Я позаботился: она не останется без присмотра…
Я покачал головой:
— Нет, Янис. Все‑таки я думаю, что его здесь нет. Посуди сам — хоть он и выкрутился из милиции после скандала, оставаться в городе под именем Сабурова стало опасно.
— Это верно, — согласился Круминь. — В любой момент из Тбилиси могли сообщить, что он самозванец.
— В том‑то и дело: милиция начала бы искать его самого.
— Может быть, именно поэтому он и сбежал тайком от Ванды? — наморщил лоб Круминь.
Я помолчал, потом медленно, прощупывая опорные точки своей мысли, стал рассуждать:
— Нет, Янис, нет, дорогой мой… Тут что‑то не то… Понимаешь, Янис, я ведь не первый день иду за ним… И мне кажется, что я его уже неплохо знаю. Это не просто оголтелый убийца. Он страшен тем, что продумывает каждый свой шаг, и намного вперед. Поэтому до сих пор у него все так точно получается… Понимаешь, он по‑своему талантлив… И его роман с Вандой — вовсе не командировочные радости…
Круминь перебил меня:
— Постой. Ты говоришь, что после скандала в ресторане он испугался… Однако он спокойно жил у Ванды еще несколько дней. Это раз. А во‑вторых, если он такой умник, как ты полагаешь, то зачем ему надо было уезжать от Ванды тайно: ведь он же командировочный, сказал, что дела закончились, и — с приветом, пишите письма!
— Тайно… — повторил я. — Тайно… А почему тайно? Это Ванда считает, что тайно. Янис, мы послушно тащимся за ее дурацкой бабьей версией. Тайно — потому что не распрощался с поцелуями! А может, поцелуев не было потому, что он очень спешил? А? Почему же он заспешил? Почему восемнадцатого, а не тринадцатого, скажем?!
Я повернулся к дежурному горотдела:
— Включите нам сводку за восемнадцатое…
Дежурный нажал кнопку на оперативном пульте, в который был вмонтирован магнитофон, и из динамика послышалось:
ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА О ПРОИСШЕСТВИЯХ ПО ГОРОДУ ЗА 18 СЕНТЯБРЯ…
Первое. Пропажа ребенка…
— Дальше! — сказал нетерпеливо Круминь. Дежурный нажал клавишу, прокручивая ленту магнитофона.
…Мошенник под видом золотых колец продал…
— Дальше!
…Из ларька похищено семь бутылок портвейна «Алабашлы»…
— Дальше!
…Преступник дважды выстрелил…
— Стоп! — закричали мы с Круминем в один голос. |