Ага… Значит, нужно еще одно официальное письмо. И я даже знаю, кто его мне может подписать.

Мы еще немного болтаем ни о чем, я расспрашиваю о семье, об успехах в школе себя, молодого. Учебный год уже начался – отец хвастается пятерками сына. Да… не припомню, чтобы в 64 году у меня были хорошие отметки. Ну хоть что-то в этой реальности к лучшему поменялось.

Толком договорить мы не успеваем, в дверях еще один посетитель нарисовался – Герман Седов. Нет, у меня здесь сегодня просто аншлаг! Отец со Стрельцовым понимающе улыбаются и начинают прощаться. А за дверью Эдуарда уже поджидает толпа поклонников из числа медперсонала и пациентов, слышу их восторженные возгласы и просьбы дать автограф. Герман провожает футболиста ошарашенным взглядом:

– Это ведь Стрельцов?! С ума сойти! Ты слышал, что он недавно в «Торпедо» вернулся?

– Слышал, конечно…

– «Кукурузник» напоследок доброе дело сделал.

Я согласно киваю, но никак не комментирую. Не хочу афишировать свое участие в этом деле. Герман вдруг неожиданно делает виноватое лицо.

– Лех, ты прости, что про митинг только такая куцая заметка получилась. Мы просто боялись как бы тебе и ребятам не навредить. И Алексей Иванович лично распорядился, чтобы материал нейтрального характера был. Неизвестно еще, как там – журналист смотрит в потолок, – все обернется.

– Герман, тебе не за что извиняться! – Я чищу апельсин, подвигаю коллеге несколько долек.

– Передай известинцам спасибо за поддержку, другие газеты вообще не рискнули про митинг написать. И отдельное тебе спасибо за то, что рассказал всем про мой арест в аэропорту. Если бы не ты, про него вообще бы никто не узнал.

– Да ладно… – смущается Седов, – какая в этом смелость? А вот друзья твои – настоящие герои! Надо же такое придумать – перед Кремлем встать да еще с такими правильными лозунгами! У нас вся редакция угорала, рассматривая фотографии.

– Напечатаешь потом для меня фотки?

– Хочешь для истории оставить?

– Хочу. Но ты мне лучше расскажи: что там сейчас за Кремлевской стеной происходит?

Герман сразу подобрался, улыбка сошла с лица:

– Судя по тому, что утечек практически нет, бьются они там не на жизнь, а на смерть. Вчера, говорят, чуть ли не до полуночи заседали.

– А что Аджубей?

– Утром сегодня Алесей Иванович в редакцию звонил, голос усталый, но настроение боевое. Злой, говорят, как сто чертей! А когда наш Аджубей сильно гневается, с ним лучше не связываться – танком пройдется, костей потом не соберешь.

Прямо как тесть его покойный… Эх, только бы он второй инфаркт не заработал на этом пленуме!

– И знаешь, что странно? – Седов трет подбородок, рассеянно смотрит в окно. – Ходят упорные слухи, что Козлов вчера письмо на пленум прислал с предложением включить Гагарина в состав ЦК. А он хоть в последнее время и не вылезает из больницы, авторитет в партии у него еще о‑го-го! До болезни Козлова Хрущев ведь его на свое место прочил, и к тому времени он уже все к своим рукам прибрал: и военную промышленность, и КГБ, и Вооруженные силы, не говоря уже о кадрах, – считай, вторым человеком в стране был после покойного Никиты. И Козлов до сих пор главный враг Микояна, с которым они терпеть друг друга не могут. Так вот скажи мне – с чего вдруг такая внезапная поддержка Гагарина? Нет, конечно, он хорошо Юрия знает, как-никак сам отвечал за программу первого полета человека в космос и даже Героя Соцтруда за это получил, но странно все как-то…

Герман, задумавшись, замолкает, а я мысленно потираю руки. Та-ак… Вот и тяжелая артиллерия в ход пошла! Нет, это даже ракетные войска скорее, если Мезенцев больного Козлова умудрился задействовать в своей борьбе против Анастаса Микояна.