Наталья Андреева. Я стану тобой
Процесс терапии начинается с того, что врач пытается побудить пациента к сотрудничеству, то есть сформировать с ним терапевтический альянс. В определенном смысле терапевт и клиент являют собой «команду»… Вместе они пытаются определить, что и как думает пациент, на чем основаны его мысли, какие выводы он извлекает и что теряет в результате этого. Уникальный вклад пациента заключается в том, что он предоставляет исходные данные для исследования, а именно – сообщает терапевту о своих мыслях, чувствах и желаниях…
Конец марта
Этого пациента держали отдельно от других, и за ним велось круглосуточное наблюдение. Один из врачей, замерших у монитора, был только что назначен главным врачом больницы, другой – заведующим отделением.
Мужчина, на которого они смотрели не отрываясь, словно что-то почувствовал. Он был высокий, темноволосый и статный, но с таким усталым, измученным лицом, что невольно вызывал жалость. Пациент вдруг лег на кровать, подтянул колени к груди, скрючился, закрыл глаза и замер. Прошло минут пять, наблюдатели терпеливо ждали. Мужчина не двигался и не открывал глаз. Время тянулось медленно. Еще несколько минут гнетущей тишины, и все то же. Лежащий на кровати не подавал признаков жизни. Тот, что постарше, новоиспеченный главврач, разочарованно вздохнул и повернулся к своему молодому коллеге:
– Что скажешь, Миша?
– Состояние стабильное. Не буянит, не требует адвоката. Послушно принимает все назначенные лекарства. Хотя с этим надо завязывать, иначе мы его потеряем.
– А есть шанс?
– Шанс всегда есть.
– Так работать надо!
– А мы и работаем, – пожал плечами Миша. – Делаем все, что можем, но случай весьма сложный. Он не простой пациент, сами знаете. Прекрасно знаком с нашими методами работы, все наши ходы просчитывает, смотрит мне в глаза и будто насквозь видит. Иногда мне даже кажется, что он только прикидывается сумасшедшим.
– А по-хорошему пробовали? Уговорить его сотрудничать, вступить в контакт. По-человечески.
– Он не идет на контакт. Замкнулся в себе. Да вы и сами все видите, – завотделением кивнул на монитор. Мужчина, все так же скрючившись, лежал на кровати, не шелохнувшись.
– На меня давят, – пожаловался вдруг главврач. – Давит мое непосредственное начальство, давит прокурор, мэр. Город взбудоражен. А что я могу? Вся ответственность лежит на мне, а я главврач-то без году неделя! Никакого опыта. И с ним, – он посмотрел в монитор, – раньше никогда не работал. Меня сюда назначили переводом, не спрашивая, хочу, не хочу. Если бы можно было вскрыть его череп и вытащить оттуда необходимую нам информацию, я бы и на это пошел.
– Зачем вы так? Он же человек.
– Был когда-то человеком. А сейчас… Псих он. Просто псих.
– Вам не кажется, что это непрофессионально?
– Учить меня будешь, мальчишка?
– Мы с вами на брудершафт не пили. – Миша весь подобрался, готовый дать новому начальнику отпор. Иначе так и пойдет. Разок дашь слабину и навсегда останешься мальчиком для битья. – Я тоже могу переводом. В обычную больницу, в отделение психоневрологии. Мне уже предлагали. Хороших врачей в городе мало, а уж психиатров по пальцам можно пересчитать. И тогда сами с ним валандайтесь.
– Ладно, извини…те.
– Бывает… Не надо так нервничать. Случай сложный, но и обстоятельства соответствующие… – Миша сделал паузу и вдруг очень тихо, почти шепотом сказал: – Те, кто там был, говорят, что теперь они знают, как выглядит ад. |