Сейчас происходило то же самое. Он мог смотреть в них бесконечно. И тогда, когда эти глаза полыхали от гнева, как сейчас, и тогда, когда они были нежными и полными страсти, как в минуту близости. Глаза — лучшее украшение Одри. Впрочем, все остальное не хуже. Она казалась ему совершенством во всех отношениях, и Грегори нещадно ругал себя за то, что позволил ей уйти.

Ему хотелось сказать, что он совершил ошибку, что должен был поверить ей, а не Кларенсу, но момент не годился для подобных признаний. Не признаваться же в этом сейчас, когда она собирается на свидание к другому...

Когда Одри ушла, Грегори не находил себе места — его пожирала ревность. Он пытался читать, смотреть телевизор, но ничто не помогало. Наконец он сел на галерее и стал ждать Одри, вновь и вновь оживляя в памяти происшедшее между ними.

Когда она пылко ответила на его поцелуй, Грегори не мог поверить своему счастью. Сбылось все, о чем он мечтал все эти годы. Она осталась той же страстной любовницей, которой была раньше. Он надеялся — нет, чувствовал, — что это может стать началом их новой совместной жизни.

Когда Одри заявила, что происшедшее между ними для нее ничего не значит, что это всего лишь чистый секс, Грегори показалось, что ему вонзили нож в сердце. Он не мог поверить, что она способна вести себя подобным образом и при этом яростно отрицать наличие эмоциональной близости. Одри не из тех женщин, которые способны наслаждаться сексом ради секса. Она всегда говорила, что верит в Любовь с большой буквы. Грегори очень нравились ее старомодные романтические представления. Одри говорила, что не приемлет так называемую свободную любовь. Не считает, что следует ложиться в постель чуть ли не с первым встречным.

Почему она занималась любовью с этим буром? И любит ли она Дирка? Грегори сам видел, как они вышли из спальни и даже не покраснели при этом. Что происходит?

По расчетам Грегори, Одри уже давно следовало вернуться. Почему они задержались?

Приближалась полночь. Звезды сверкали на небе как алмазная россыпь. Лягушки все еще квакали, ухала сова, где-то вдалеке ржала лошадь, но звука мотора слышно не было.

Он встал и начал расхаживать по галерее, раз за разом обходя дом, словно привидение. Повсюду выключил свет и начал прислушиваться к малейшему звуку. Но услышал негромкое урчание двигателя лишь в четверть второго.

Грегори сел на место и начал ждать. Через несколько минут под шинами захрустел гравий. Машина медленно подъехала к дому и неслышно остановилась. Густая крона прикрывала Грегори от света фар. Он раздул ноздри и гневно фыркнул.

Когда дверь открылась и внутри автомобиля зажглась лампочка, он увидел, что Одри нагнулась и чмокнула Дирка в щеку. Однако тому этого было мало. Он обхватил рукой ее шею и поцеловал в губы. А она не отстранилась.

У Грегори заныло внутри. Хотелось подойти и съездить Ван Химсту по физиономии, но осторожность победила. Они вернулись так поздно, потому что из ресторана приехали в дом Дирка, а этот поцелуй знаменовал собой окончание бурно проведенного вечера, невольно подумал Грегори.

У него потемнело в глазах от злости. Сидеть на галерее не имело смысла. Он незаметно пробрался в дом и, когда Одри наконец заперла за собой дверь, закрылся у себя в спальне.

Грегори сделал несколько глубоких вдохов, сказал себе, что это не его дело, но все оказалось тщетно. Он знал, что не сможет уснуть, если не поговорит с Одри и не узнает, что произошло. Но станет ли она отвечать? Нет, ни к чему хорошему это не приведет.

Мысль была здравая, и все же Грегори едва сдерживался. Желание войти в ее спальню и потребовать подробного отчета стало почти нестерпимым. Сна не было ни в одном глазу. Ничего, настанет утро, и он задаст Одри вопросы, которые вертятся у него на языке.