– Пусть еще принесут вина, – попросила Рита.

Аня не возражала. Через пару минут все тот же охранник принес бутылку, поставил ее на стол – и удалился.

– А помнишь, как мы на курорте пили грог? – спросила у подружки Рита.

– Да. В первый же вечер.

– Я тогда накаталась… «Накаталась», ха-ха… Нападалась! Впервые на лыжи встала. Там инструктор был еще такой… Бестолковый… Вечером пришла в бар. Скучища! Я – одна… Никогда больше не буду ездить за границу одна! Хорошо, что ты в баре оказалась в тот вечер…

– Да, когда ты ко мне подошла…

– А помнишь того очкарика-немца, который к нам подсел?

Обе засмеялись, одновременно вспомнив.

– Он нас грог учил пить, – смеясь, пояснила Китайгородцеву Рита. – А мы его – русскую водку. Ну, и как ты думаешь, кто из нас троих в конце концов якобы по старинному русскому обычаю лезгинку танцевал?

– Немец, – сказал прозорливый Анатолий.

Раздался общий смех.

– Ага, но он лезгинку на столе танцевал, – добавила Рита. – Бармен, видя это, вообще был в предобморочном состоянии.

Уже за полночь, когда Аня засобиралась к себе, пошел снег. Крупные хлопья сыпались с неба в полной тишине. Единственный фонарь у входа освещал разбитую накануне машину Аниного родственника. Снег уже присыпал место повреждения, и смотрелась машина очень даже ничего.

– Как нелепо все получилось, – вздохнула Аня, печалясь о случившемся происшествии. – Завтра Андрей Ильич обещал все исправить.

– Он разбирается в машинах? – заинтересовался Анатолий.

– В машинах разбирается автомеханик. У нас тут гараж, – махнула рукой куда-то за деревья. – Андрей Ильич сказал, что за день все поправят.

Неширокая дорожка, ведущая к хозяйскому особняку, была очищена от снега, – но завтра тому, кто счищает снег, придется снова тут поработать.

– Где тут у вас охрана? – спросил у Ани Китайгородцев. – Богданов просил меня не под ходить к дому слишком близко.

– Здесь никого нет. Только в доме.

Они действительно дожгли до порога, никого не встретив.

– Спокойной ночи, – сказала Аня.

– Спокойной ночи.

Девочки расцеловались, и Аня ушла.

– Я тоже не люблю своего отца, – сказала неожиданно Рита.

Анатолий промолчал.

– Вот тебе он заплатил деньги. Ну, не тебе лично, ладно, твоей фирме, этому, как его… Как твоя фирма называется?

– «Барбакан».

– Что за слово такое мудреное?

– Мой шеф долго работал в Польше. У поляков барбакан – это такое укрепление, прикрывающее вход в крепостные ворота. Что-то вроде башни.

– Вот, мой отец заплатил деньги и нанял тебя. И точно так же он и меня нанимает. Тебя – как телохранителя, меня – как дочь.

– Я не понял, – признался Китайгородцев.

– Что тут непонятного? Он оплачивает все мои капризы, а я за это должна быть пай-девочкой, хорошей дочерью. Он мою любовь хочет купить за деньги.

– Но не получается?

– А ты мог бы к кому-то хорошо относиться за деньги?

– Я не знаю.

– А я знаю, – отрезала Рита.

«Ночь, тишина, падает призрачный снег… Выпито вино, и так саму себя жалко – прямо до слез», – Китайгородцев уловил состояние души своей спутницы и молчал, зная, что ничем он ей помочь не сможет.