Сначала грусть заживет, превратится в печаль. Вместе с печалью появится и вера. С помощью Аллаха…» Сажусь на место. Допиваю кофе. Я не верю в предсказания. Я верю в силу любви…
12
…Ее пугают пустые остановки, взгляды луны, дороги без машин. «Вечный страх выпасть из ритма. Думаю, у всех нас, детей Москвы, есть такая боязнь. Изнуряющая мысль о том, что пропускаешь что-то важное. Чисто на интуитивном уровне…» Никогда не сбегала от мегаполисов. Если прячется, то тоже в них. В каком-нибудь потайном уголке, где висит бабушкино пальто с песцовым воротником и пахнет минувшей осенью. Там исчезают страхи. Чаще всего взрослые прячутся в детстве. От себя, от обстоятельств, правд и неправд. Ныряют в светлую пору, когда умели прощать себя, верили в жар-птиц, доставали звезды с неба, засыпали и просыпались с надеждой. «Помнишь фразу из „Часов“? „Я выбираю не удушливую анестезию провинции, а жесткий ритм большого города“. Мой выбор аналогичен. Боюсь в глуши услышать крики прошлого. Не прячу голову в песок. Наверное… Навер… Не знаю… Наверное, просто пытаюсь выжить».
Вкладывает бумаги с отчаянием в белый конверт настоящего. На нем пишет: «Не вникать». «Любимая фраза бабушки. До сих пор в ушах ее категоричная интонация… Я была в детстве жутко сентиментальной. Могла разрыдаться даже от таяния снега. Мне казалось, превращаясь в воду, он плачет. Помню, бабуля обнимала меня, зареванную, со словами: „Солнышко, не вникай“. И когда я выросла, она продолжала говорить мне это. Бабушка не была бездушной. Учила выживать… Сейчас, если отчаяние пытается затянуть меня, я повторяю: „Не вникай“. Как молитву. Отпускает…»
Вспоминая о детстве, всегда плачет. «В России есть такой мультфильм „Умка“. Про белого медвежонка… Каждый раз смотрю его и плачу… Там такая красивая колыбельная звучит… И всю ночь соседи… звездные медведи… светят дальним кораблям…» Наливаю себе мандариновый чай, придвигаю табурет. Сажусь ближе к Мирумир. «Правильно говорят, в каждом взрослом живет ребенок…» – «Так и есть. Я до сих пор та самая худышка с длиннющими косичками, которые таскала всех дворняжек домой… Детство – это то, что мы потеряли во времени, но сохранили в себе»…
* * *
…По мере взросления коллекция наших масок пополняется. К зрелому возрасту можно с легкостью открывать экспозицию «Лица одного лица». Мирумир любит детство за то, что на его сцене нет необходимости играть. В детстве обижаемся, кричим, отворачиваемся, восторгаемся. Все что угодно, кроме игры. Естественность с ограниченным сроком пользования. «Надевать маску – это не значит проявлять неискренность. Маски стали требованием времени…»
Запивает миндальные маффины клубничным латте, мысленно листая альбом детства. Обложилась диванными подушками, скрестив ноги по-турецки. «Знаешь, что важно взять из детства во взрослую жизнь? Мечту. И постараться, чтобы у этой мечты не выцвели глаза…» Спрашиваю у нее, может ли любовь быть мечтою? «Наверное, нет. Любовь стучится в дверь каждого рано или поздно. По-моему, важнее отвоевать любовь у гордости и сохранить ее…»
В розовых переулках юности Мирумир уважала любовь, но считала это чувство преходящим. «У нашего поколения девочек любовь удостаивалась эпизодической роли. Она рождалась либо на шелковом дне кошельков, либо в парках провинциальных районов. Нет, мы не были циничными сучками, которые ставили сумочку „Dior“ превыше чувств. На карту Москвы мы ставили другие ценности. Считали, что добежать до любви еще успеем. |