Вкус детства напоминает мне вкус фиников – приятный и сладкий. Я поворачиваю поезд моей жизни назад, чтобы мысленно добраться до своего детства.

Смех ребят все еще раздается в моих ушах. Я бегу, чтобы найти нечто утраченное когда-то. Как за эти годы все изменилось! Я в поисках тех дней, которые были пятьдесят лет назад. Прошло всего полвека с тех пор, но ощущение такое, будто бы те дни от сегодняшних отделяют века. Из окна вагона я блуждаю глазами среди домов города.

Вот! Нашла свой дом! Он там, среди однообразных и похожих друг на друга по величине домов рабочего района Пирузабад. Эти дома словно нарисованы нежными пальчиками ребенка, который изобразил город своей мечты. Шестнадцать домов, шестнадцать семей района Пирузабад. Двадцать третий переулок, дом номер один. Дом площадью в сто квадратных метров в начале переулка, и все наше состояние в мире бренном сводилось к этим ста метрам. В те дни я думала, что вселенная – это Абадан и наша улочка. Все замыкалось на этом доме. Наш дом, дом абаданцев, был маленький, но шумный – я, мои сестры Фатима и Марьям и восемь братьев: Карим, Рахим, Рахман, Мохаммад, Салман, Ахмад, Али и Хамид. Разница в возрасте между всеми нами была примерно год и три месяца. Мы были словно зелеными ростками, взошедшими из теплого лона матери, и выросли, опираясь о стены этого маленького дома. К нашему семейному батальону прибавился еще и Абдулла, который был другом и одноклассником моего брата Карима. Абдулла жил с нами из-за того, что их дом находился далеко от школы.

Все дома имели по две двери. Одна служила парадным входом, через который можно было зайти в дом с улицы, а другая – так называемая задняя дверь, которая выходила в сад. Сады располагались напротив других шестнадцати домов, которые образовывали следующую улицу. У каждого дома имелось по два сада – один в середине двора, где каждый хозяин сажал на свой вкус цветы и деревья, а другой располагался в задней части дома, сразу за тармой. Дома отделялись друг от друга невысокими заборами, и эти заборы превращали соседские границы в родственные. Все соседские мужчины были дядями, а все соседские женщины – тетями. Когда мы вырастали, мы понимали, что все эти дяди и тети были ненастоящие, не родственники. Между садами не было стен и перегородок. Весной дома отделяли друг от друга деревья самшита с мелкими белоснежными цветами. Если дотронуться до этих цветочков рукой, она станет горькой, как змеиный яд.

В садах росло цветистое дерево харзахре с необычайно горькими цветками. Моя мать говорила нам: «Никогда не обманывайтесь красотой кого-то или чего-то! Некоторые плоды внешне красивы, подобно цветам дерева харзахре, однако же их нельзя съесть и с десятью пудами меда». В садах росло также другое дерево с крупными красными бархатистыми цветами, из центра которых, подобно человеческому языку, высовывалась длинная, похожая на знамя тычинка. Не знаю, почему это дерево с его красивыми цветами называли «языком свекрови». Одним словом, мы родились и выросли в этих садах и улочках. Мы привыкли ко всему, что было в нашем районе, начиная от мечети и школы и заканчивая магазинами, кинотеатром и клубом. Наш дом находился неподалеку от мечети имени обетованного Махди, которую можно было видеть от входа в дом. Но самое главное – мы жили неподалеку от гробницы Сейеда Аббаса. В каждом доме было по три комнаты. В каждой комнате на полу был расстелен шестиметроый ковер, а в большой комнате, то есть в гостиной, отличавшейся особым порядком, – двенадцатиметровый ковер.

В этих маленьких и убогих домах нас жило по четырнадцать человек разных возрастов. Все семьи были многодетные. Очень часто родственники моего отца приезжали к нам домой из Хандиджана и Махшахра для лечения или продолжения учебы.

В те времена в Абадане матерей звали «нанэ», а отцов – «ага».