— Мы даже сможем изредка побаловать себя отпуском, — бормотала она, проверяя накладную.

Звонок в дверь остановил ее.

— Ну вот, опять что-то забыла, — хмыкнула Нина, отодвигая табуретку и торопливо направляясь к входной двери.

Ленточка, перехватывающая волосы, сползла, и Нина совсем стянула ее. Мягко ступая по ковру, подошла к двери и открыла. На крыльце никого не было. Нина вытянула шею и окинула взглядом палисадник. На дорожке — ее машина, стопка картонных коробок, готовых отправиться в утилизацию, пустой мусорный бак, который еще не успели вернуть на место. А Джози нет. Послышался звонок?

— Ребятня шалит, — вслух заметила Нина. — Долгие каникулы располагают к идиотским выходкам.

Сдвинув брови, она отступила на шаг, чтобы закрыть дверь, и почувствовала что-то под ногой. Посмотрела на пол — конверт. Очередная реклама, не иначе, — нигде никаких надписей, нарочно чтоб заинтриговать и заставить открыть. Нина понесла конверт на кухню, намереваясь сразу сунуть в бак для макулатуры. Сегодняшнюю почту уже доставили, так что ничего важного здесь быть не могло, а всякая дрянь, которую оставляли под дверью, выводила ее из себя.

С конвертом в одной руке, Нина наполнила чайник. Мик наверняка проголодался: с самого утра засел в мастерской с твердым намерением закончить последнюю картину. Конверт уже завис над баком, когда Нина нащупала внутри что-то выпуклое и твердое. Бесплатные рекламные подарки — это уж совершенная пакость.

«Очередная дешевая ручка, которая не будет писать». Что бы это ни было, надо вытащить: мусор они всегда сортируют, бумага к бумаге, пластик к пластику. Однако, вскрыв конверт, Нина не обнаружила ни рекламных листовок, ни упаковочной бумаги, ни дутого целлофана.

Конверт полетел на пол, Нина с открытым ртом воззрилась на то, что достала. Руки затряслись, сердце колотилось где-то у горла. Воспоминания колючей проволокой раздирали душу.

Боже, нет!

Это невозможно, этого не может быть. У нее на ладони лежала детская заколка для волос — старомодная, погнутая, облезлая и проржавевшая с одной стороны, но керамическая клубничка по-прежнему была на месте, маслянисто поблескивающая, в черных крапинках, с некогда ярко-зеленым, а теперь поблекшим от возраста черенком.

— Мик… — дрожа, простонала Нина. — Джози…

Лихорадочно давя на кнопки, Нина настучала дочке записку: «Ты у Нат?» Ответ пришел через несколько секунд: «Ага, ц». Нина шумно выдохнула.

Сдерживая рыдания, она оперлась о кухонную стойку.

В окошках мастерской мужа отражалось солнце, со спинки стула в кухне небрежно свисала ажурная кофточка Джози, щетка для волос валялась на полу рядом с парой девчоночьих туфель со стоптанными каблуками. Такая привычная милая обыденность, от которой в одно мгновение не осталось и следа. В стеклянной дверце буфета Нина увидела отражение потерянной, до смерти напуганной женщины. И долгий путь, который ей предстояло пройти.

Нина глубоко вдохнула, вытерла мокрые щеки и сунула в карман джинсов заколку, которую сжимала в руке. Машинально заварила чай для Мика, сделала салат для ленча с Тэсс, подкрасилась, сменила футболку, загрузила грязную посуду и запустила посудомойку, составила список покупок. А потом медленно сползла по стене на пол, чувствуя, как ноет от напряжения каждый позвонок.