— Ой, а я пришла спросить, не хочешь выпить со мной кофе в комнате отдыха у девочек? — Сердце подпрыгивает в самое горло, щеки пылают как уголья.

Эдам молчит.

Он сидит на полу, скрестив ноги, согнув спину — внешне абсолютно расслаблен. Заметив под креслом плюшевого зайца, вытаскивает, отряхивает:

— Твой?

— Ну уж нет, — отвечаю я. — Кто-то из девочек оставил. Они садятся в это кресло и изливают свою душу. — Почти все школьницы берут с собой в школу мягкие игрушки, даже шестиклассницы. — Это так трогательно: им нужно кого-то любить. — У меня наворачиваются сентиментальные слезы.

Эдам слышит мое всхлипывание, видит влажный блеск глаз и передает мне салфетку из коробки.

— Не хочешь ли ты забраться в это кресло и излить душу?

Я со смехом качаю головой, жалея, что у меня не хватит смелости сказать «да».

— Ты не передумала насчет этой работы?

— Отнюдь, — вру я. — Первая мысль всегда самая верная.

— Пожалуй, — откликается Эдам и подает мне кофе с подноса.

Он поверил, когда я сказала, что не собиралась совать нос в его дела, просто хотела пообщаться. Мне даже показалось — он рад, что я услышала ту запись.

— Ну, расскажи про церковь, — бодрым голосом прошу я. — Почему она тебя так занимает?

Эдам надолго припадает к чашке, поглядывая на меня поверх края. Снова мы с ним затеяли эту игру — «ты первый скажи». Мы оба чувствуем, что у каждого есть определенный интерес к этому месту и, по разным причинам, — интерес друг к другу.

— Церковь — очень важное звено в истории, которой я занимаюсь. — Он почему-то колеблется. — Именно там произошли убийства, одно из них — совершенно точно. — Он будто легенду пересказывает, не имеющую ничего общего с реальностью. — Сейчас мне необходимо побеседовать с живыми людьми. Я хочу найти местных жителей, которые помнят эти события.

Мысли вертятся волчком. Он уже нашел кого-то, кому есть что рассказать? Меня разбирает любопытство.

— Сегодня я хотел проникнуться тамошней атмосферой. Почувствовать… — он смолкает, откашливается, — почувствовать то место, где все случилось. Это было ужасно, Фрэнки! Там, внутри, я буквально ощутил запах страха. — Эдам опускает голову и шепчет: — Ее страха.

— Да?

Неудивительно, что деревенские потребовали заколотить церковь и больше никогда ею не пользовались.

— Вот тогда у меня в голове помутилось и я опрокинул здоровенный подсвечник. — Лицо Эдама выдает нечто большее, чем простое желание написать книгу об истории здешних мест. Душевная боль, переплетенная со скорбью.

— Почему именно Роклифф? — небрежно спрашиваю я. Мне надо быть осторожной.

Он ненадолго задумывается.

— С тобой такого не бывало? Когда чувствуешь, что некое место неудержимо притягивает тебя, что ты должен раскрыть нечто крайне важное — и ты готов ради этого броситься на другой конец света?

Сердце у меня екает, рот приоткрывается, но я не нахожу слов для ответа.

— Роклифф-Холл взял меня железной хваткой, Фрэнки, и, образно выражаясь, за волосы приволок из Австралии прямехонько сюда. То, что началось с поисков в Интернете, с элементарного желания узнать собственное прошлое, переросло в стремление докопаться до мельчайших подробностей. Чтобы душа успокоилась, я должен выяснить все!

Я не свожу с него глаз и только безмолвно умоляю: продолжай!

— Я ищу сестру, — говорит он, снова бесстрастно, словно потерял книжку или галстук.