И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем.

И сказал он мне: тебе надлежит опять пророчествовать о народах и племенах и языках и царях многих».

Откровение святого Иоанна Богослова, 10:1-11

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Однажды ты проснешься и поймешь, что все в твоей жизни до этого самого дня было неправильно. Чудовищно неправильно. Бессмысленно, бесцветно, пусто… И ты захочешь сбежать из своей собственной жизни.

Сорваться и сбежать! Бежать куда глаза глядят! Прочь. Прочь. Прочь… Только бы не видеть ничего этого больше. Себя-прежнего не видеть! Никогда… И ты побежишь, бросив все. Бросив то, что было для тебя дорого и важно. И на миг почувствуешь облегчение. Облегчение, которое дает только… смерть. Убить свою жизнь, чтобы остаться в живых. Ты сделаешь это. Обязательно сделаешь! А потом опомнишься… Но дороги назад уже не будет.

В свете сумрачного утра похожая на саван простынь. Мокрая от слез подушка. Бездыханная, почти звенящая тишина. И рядом — это, такое любимое, такое желанное и такое чужое, бесчувственное, почти мертвое тело. Рядом с ним — с этим телом — Ева проплакала всю ночь. Словно с покойником… Она прощалась.

— Глеб, пожалуйста… Пожалуйста… — слезы душили Еву, все ее тело сотрясалось от судороги, душа выворачивалась наизнанку. Почти теряя сознание, Ева вновь и вновь пыталась найти в себе силы, чтобы сказать ему это, чтобы вымолвить, прошептать: — Все, Глебушка… Пожалуйста… Отпусти меня… Прошу. Просто отпусти…

Глеб всегда думал только о себе. Так часто случается — красота портит мужчин. Женская любовь дается им в долг, ссужается без всякой меры, без всяких гарантий на возврат вложенных чувств и душевных сил. И потому они не знают ей цены. Они как бездонная пропасть — разверзаются, чтобы забрать и уничтожить. Взамен — только минута полета над бездной. Упоительного, сладостного, завораживающего полета. За секунду до смерти…

Природа, кажется, специально награждает таких мужчин всем, чем только возможно, — красотой, силой, умом, удивительной, соблазняющей чувственностью. Экономит только на одном — на сердечности. При таком количестве достоинств без этой «безделушки» вполне можно обойтись. Влюбленной, любящей женщине много, в конце концов, не надо. Она согласится и на малое — быть бы рядом с тем, кого она любит, и чтобы он… Нет, не любил. Хотя бы просто немного ценил. Может быть, понимал. Чуть-чуть, самую малость. Был добрым…

Но зачем тебе быть добрым, если у тебя есть все, чего ты хочешь? Ты улыбаешься, и окружающие уже не могут тебе ни в чем отказать. Они счастливы с тобой общаться, предлагают тебе свои услуги, открывают для тебя новые возможности, помогают. А ты просто принимаешь это с улыбкой, которая так для них дорога. Зачем быть добрым?.. В крайнем случае, можно просто изображать доброту, и этого будет вполне достаточно. Больше, чем достаточно! Красота, находящаяся рядом, учит быть непритязательным и сговорчивым.

Глеб, абсолютно голый, лежал на кровати, заложив руки за голову, и бесстрастно смотрел в потолок. Во всем его облике читалась вселенская скука. Он словно бы говорил Еве: «Боже мой, сколько можно, девочка?.. Я слышал это уже тысячу раз… Это так скучно и неоригинально. Все равно ты никуда не денешься. Так что, давай обойдемся без драмы. Лишнее, право». Ева все понимала. Она понимала Глеба лучше его самого. И от этого ей становилось еще больнее, еще нестерпимее, еще горше. Она могла читать его мысли. Но он в это никогда не верил. А зря.

— Послушай, Ева… — устало протянул Глеб, поднимаясь с кровати.