Оборотень закрутилась по сторонам, ища бывшую соплеменницу, что не могла уйти далеко и только уже потом осознала, что гнев сыграл с ней дурную шутку и завел в ловушку, заботливо подготовленную на случай визита грабителей, дотошных церковников или еще какой форс-мажор. Рогведа была сильной волшебницей, лишь немного не дотягивающей до четвертого ранга, и специализация её была довольно необычной. Маг-марионеточник. И на полках лежали не просто будущий материал для одежды, а обработанные заготовки, которые могли как стать основой для шубы, срастающейся воедино по воле волшебницы, так и оказаться пущенными в дело совершенно иным образом. Сотни шкурок, двигающихся куда быстрее чем могли бы при жизни те же соболя, набросились на оборотня со всех сторон, облепляя кащенитку-изгнанницу и превращая её в один большой меховой ком. Зрение исчезло, поскольку обзор оказался перекрыт. Слух тоже не помогал — многослойный меховой покров глушил любые звуки. Про обоняние говорить вообще было смешно — у Доброславы теперь банально не имелось воздуха, чтобы его вдохнуть. Громадные когти рвали драгоценные шкурки на части, а вода и лет пытались их смыть с непробиваемых доспехов, однако намокшие, промороженные и измельченные до состояния конфетти обрывки все равно липли к своей жертве, что металась по складу, выла на последних остатках кислорода и чистом бешенстве, но добраться до противницы не могла. Ну, во всяком случае, до тех пор, пока в магазин по её следам не ворвались остальные бойцы отряда и не вырубили всех, включая и Рогведу, спрятавшуюся в каком-то закутке под потолком. Однако рвать горло валяющейся перед ней в отключке старой знакомой Доброслава все-таки не стала. И запал пропал, и мнилось оборотню, что слишком уж легкой смерти в таком случае удостоится дочь старейшины, что ну никак не могла подрабатывать в обычном магазинчике волшебной швеей или пусть даже директором. А вот начальница разведывательной сети кащенитов, маскирующаяся под обычную обитательницу сибирских лесов или вообще какую-нибудь русскую ведьму со связями за Уралом — совсем иное дело. И за такую добычу церковники и полицейские, уже робкими голосочками призывающие штурмовиков прекратить бесчинства и сложить оружие, её не просто ругать не будут, а похвалят. А если она сначала дождется Олега и передаст пленницу ему, то еще и наградят — никуда не денутся.
Глава 20
О том, как герой не может прекратить свои страдания, говорит на языке мертвых и предчувствует большие потрясения.
— Пусти! — Грозно оскалившийся и растопыривший руки в стороны Стефан сейчас больше напоминал особо плотно нажравшегося на зиму медведя, страдающего облысением, чем резко очеловечившуюся статую Будды. Толстяк упорно напирал на охранника, грудью перегородившего вход в жандармерию и почти подмял того под себя, однако преграда падать или хотя бы сдвигаться в сторону упрямо отказывалась.
— Не пустю! — Отчаянно и упрямо вопила девица лет восемнадцати в облегающей кожаной броне, держась руками за разные стороны косяка, а ногами буквально примагнитившись к деревянному порогу. Как это работало, непонятно, однако обитые сталью боевые сапожки и кусок крашенного дерева периодически мелькающие искорки буквально сшивали в единое целое. — Вы мне кажетесь подозрительными! Ну прямо вот очень- очень подозрительными! Потому внутрь отделения я вас не пустю! Ждите старшего офицера!
— Мы уже третий час ждем! — Возмущался Стефан. Олег бы тоже возмущался, но у него уже не осталось на это сил, ни моральных, ни физических, и потому он решил переложить сию тяжкую ношу на плечи друга. Обычно далекий потомок Чингисхана в общении с дамами был крайне учитив и мил, но сегодня его запасы приветливости и хорошего настроения уже показали дно. От того, чтобы оказаться не отшлепанной за свою дурость, так банально задавленной пузом толстяка, часовую спасали лишь системы активной обороны жандармерии по особо важным делам. |