А потом в эту боль плеснуло холодом воды, вылитой на него из ведра, и чей-то злорадный голос изрек:
- И этот очухался...
Разлепились глаза, хлынул свет, и в нем, золотисто и сирене-во дробящемся, возник долговязый матрос с озлобленным лицом.
Отставив в сторону порожнее ведро, матрос ухватил Каменцева за волосы и резко приподнял, уместив спиной к лееру. Связанные за спиной онемевшие руки едва почувствовали холод упершейся в них металлической стойки.
Невольно постанывая, Каменцев скосил глаза, увидев сидевших плечо к плечу рядом с ним Прозорова и Забелина - с изуродованными, вспухшими от побоев лицами в коросте застывшей крови.
Издалека донеслись деловитые крики:
- Еще минимум пять людей в трюм!
- Вода сошла?
- У пробоины еще по пояс! Пять людей, слышите, боцман!
Сознание постепенно прояснялось. Взрыв, пробоина... Значит, все напрасно, значит...
Превозмогая боль, встряхнул головой, оглядевшись наконец по сторонам. Он находился в юте, среди мелькания белых роб, безразлично снующих мимо него и избитых, связанных товарищей, а неподалеку, на шканцах, располагались Сенчук и Крохин.
Вид старпома, мечтательно глядевшего в спокойное зеркало океанской шири, устланной золотом полуденного солнца, отличала столь безмятежная отрешенность от всего происходящего, будто он находился в прогулочной лодочке, дрейфовавшей на каком-нибудь пригородном озерце средней российской полосы. Ему не хватало лишь удилища и панамы.
Вместо панамы на голове старпома красовалась фуражка с белым верхом и военно-морской кокардой. Одет он был, несмотря на жару, в просторную брезентовую робу, плотные темно-синие брюки и тяжелые ботинки на толстой подошве.
Составлявший ему компанию Крохин, в отличие от старшего товарища, был, напротив, взъерошен, взволнован, на потном лице его проступили, неровно чередуясь, красные и белые пятна, выдающие немалое смятение чувств и чудовищное напряжение вегетативной нервной системы.
- Привет, доктор, - констатировал Сенчук, равнодушно подмигнув Каменцеву. - Рад, что пришли в себя, а то мне померещилось, что вы отбыли, несмотря на мое заступничество, в светлые райские дали... Извините, что не приглашаю присесть рядом. Хотя в теории бы и мог... Вообще-то, - поведал, - на шканцах боевых кораблей нежат задницы лишь капитан и флагман. Но поскольку в случае кончины капитана его заменяет старпом, он же - ваш покорный слуга, не очень-то возвеличивающий над бытом разные там высокопарные формальности,.. Но, увы, сейчас у вас не тот статус, и меня превратно поймут.
- Выходит, вы все-таки... - промямлил Каменцев разбитыми губами, но закончить обличительную фразу ему не удалось: раздалась гортанная команда на арабском, видимо, языке, кучковавшиеся на юте матросы мигом рассыпались, образуя строй, и тут же под крылом кормового мостика появились Ассафар и второй помощник.
Сенчук с появлением начальства с места не двинулся, более того - удержал судорожно привставшего со шканцев Крохина, не без опаски озиравшего возникшую поодаль грозную матросскую шеренгу.
Почтения к официальному построению не выказали и хозяева пришвартовавшейся яхты, сидевшие на низких складных стульчиках у платформы шпиля - с банками пива в руках и с дымящимися сигарами.
У ног толстяка с физиономией киношного гангстера стоял пластиковый кейс-холодильник, содержавший, вероятно, прохладительный алкогольный напиток.
Каменцев посмотрел на Ассафара. Лицо его, с заострившимися чеканно чертами, светилось угрюмой решимостью, сузились пылающие яростью глаза, нервно кривился тонкий бескровный рот.
Оглядев орлиным взором строй, араб отрывисто произнес:
- Братья! Вы уже знаете, что среди нас есть враги! И вот для них наступила минута расплаты! Среди нас не должно быть никакой нечисти! - Он замолчал, обернувшись на шум раздавшихся за спиной шагов: со шкафута, в сопровождении двух вооруженных автоматами охранников, брел Филиппов съежившийся, с сиреневым лицом мертвеца, только вытащенного из холодильной камеры. |